господина Марселя Перикура завершено. Разумеется, тот, кто желает опротестовать завещание, может с завтрашнего дня обратиться в суд.
Но Шарль не сказал своего последнего слова, он напоминал собаку, лишенную стоп-сигнала системы, которая может до смерти обожраться шоколадом или опиться растительным маслом.
– Подождите, подождите! – заорал он, хотя Ортанс пыталась удержать его за рукав. – А вдруг мальчонка уже мертв? А? Вдруг? Правильно ли тогда ваше решение? Вы на кладбище ему наследство вышлете?
Он сделал театральный жест, попытался привлечь в свидетели все собрание, теперь состоявшее из одной Леонс, потому что Гюстав упрямо отворачивался от него, чтобы надеть пальто.
– А что, ведь так! Миллионы, значит, покойникам раздают, и всем все равно! Ну тогда браво!
На сем он вышел из кабинета, буквально волоча за собой под руку Ортанс.
Нотариус, поджав губы, за руку простился с уходящей Леонс.
– Господин Жубер…
Он сделал знак Гюставу – у вас есть минутка? – и они вернулись в кабинет.
– Господин Шарль Перикур, если желает, может опротестовать завещание в суде, но, исходя из интересов семьи, должен вам…
Гюстав сухо прервал его:
– Он ничего не сделает! Шарль – сангвиник, но он реалист. Но если бы у него возникло малейшее поползновение сделать что-то подобное, я бы взялся отговорить его.
Нотариус степенно кивнул.
– Ах да! – сказал он, как будто вдруг вспомнил о чем-то. Открыв ящик письменного стала, он сразу достал оттуда широкий и плоский ключ. – Наш дорогой усопший передал мне это… От сейфа в его библиотеке. Для Мадлен. Поскольку вы представляете ее интересы…
Гюстав взял ключ и тут же положил в карман. Они не имели ни малейшего желания продолжать беседу. Оба знали, что речь идет, вероятнее всего, о чем-то, что Шарль имел бы некоторые основания опротестовать, и это не устроило бы ни того ни другого.
Шарль размышлял. Ортанс попыталась взять его под руку, но он грубо оттолкнул ее – хоть ты уж меня не доводи. Она слабо улыбнулась: она обожала такие моменты. Ее мужчина охвачен сомнением или гневом, а это верный знак того, что он скоро ринется в бой; таковы все крупные хищники – раненные, они лишь сильнее разъяряются. Чем большую неудачу он терпел, тем больше она ликовала. По возвращении с оглашения завещания она пребывала в эйфории – посмотрим, кто кого.
Машина ехала по Парижу, который удивительным образом соответствовал настроению Шарля. Следовало ожидать череду ненастий. Он подсчитывал. На языке чиновников «гурман» означало десять тысяч франков, «прожора» – двадцать пять тысяч, «ненасытный» – пятьдесят тысяч франков. К этому следовало добавить нескольких второсортных бюрократов, от которых потребуется поставить печать, допустим, еще двадцать тысяч франков, на непредвиденные расходы – еще десять тысяч…
Может быть, я тоже умер? – спрашивал себя Шарль.
Неожиданно он ощутил себя сиротой. Ему захотелось плакать, но
