Благословение господне на вас.
Мать радостно, тихо шепнула сыну:
– В какой момент вошли – чудный знак!
– У вас ведь плохих нет, – так же тихо ответил ей сын.
Мать встала на колени и погрузилась в молитву.
Обедня кончилась, мать пошепталась с диаконом, и сейчас же начался молебен.
Мать весь молебен прослушала на коленях. В одном месте молебна она дернула сына за ногу и показала на пол. Он тоже встал на одно колено и наклонил голову, думая, долго ли надо ему так стоять. Ноги его затекли, и он опять поднялся на ноги, думая, как это мать может стоять так долго.
Когда молебен кончился, он сказал это матери.
– А завтра три часа придется стоять так!
– Почему?
– Первый день троицы, весь акафист святой троицы – все на коленях.
– Хорошо, что предупредили, – усмехнулся Карташев.
– Глупенький, это твое дело, мне важно было сегодняшнее. Ты мне такой праздник сегодня сделал… Больше, чем окончание курва.
И священнику и диакону мать представила сына.
Священник покровительственно смотрел на Карташева и говорил:
– Ну, стройте, стройте нам дороги, да покрепче, чтоб костоломками не были. Место уже имеете?
– Нет еще.
– Ну, все в свое время. Довлеет дневи злоба его.
– Вот, вот, батюшка, – сказала Аглаида Васильевна, – золотыми буквами в сердце всякого должны быть написаны эти слова.
– А без этого как жить? Разве чирикали бы так беззаботно птички, была бы вся эта божья благодать?
И священник указал кругом. В открытые окна церкви заглядывали зеленые деревья, белые и розовые кисти цветущих акации, сверкало там за окнами солнце, еще более яркое от прохлады в церкви. Уже вносили траву для завтрашнего дня, и этот аромат свежих трав, настой мяты, васильков и других полевых цветов слился с свежим и сильным запахом белой акации, сирени.
Они повернулись к выходу, и Карташев вдруг увидел у одной из колонн скромную фигурку Аделаиды Борисовны.
Аглаида Васильевна так и рванулась к ней и, горячо целуя, сказала:
– Голубка моя стоит здесь… Вы были на молебне?
– Да.
– Я никогда вам этого не забуду! Сегодня такой для меня праздник…
Аделаида Борисовна покраснела, как краснеют девушки ее возраста – до корня волос, до слез.
Карташев с несознаваемым восторгом смотрел на нее.
Но при выходе Аделаиде Борисовне пришлось еще раз покраснеть и даже совсем сгореть от стыда.
У притвора стоял нищий, высокий старик, угрюмый, державший себя с большим достоинством.
Аглаида Васильевна остановилась и подала ему.
Аделаида Борисовна достала маленький изящный кошелек, вынула оттуда серебряную монетку и тоже подала.
Старик посмотрел на нее и сказал:
– Да пошлет тебе господь хорошего
