работника.
Молодец, Ижевский!
Ирина снова посмотрела на фамилию следователя. Отчества она не помнила, но инициал имени совпадает. Г – Глеб. Ленинград – город большой, но все же сомнительно, чтобы в нем трудились два следователя Г. Ижевских.
Похоже, это все-таки ее однокурсник. Тогда вдвойне молодец, потому что, когда они учились, Глеб Ижевский был если не королем всех университетских придурков, то наследным принцем точно.
Очевидно, проведя школьные годы в положении изгоя, Глеб решил радикально поменять свою жизнь и в университет явился в тщательно продуманном образе клевого парня.
Он ходил неестественно раскованной походкой, излишне шумно кидал сумку на стол, бесцеремонно встревал в чужие разговоры и рассказывал о себе, хотя никто его не спрашивал. Хвастался, что якобы в школе был самым популярным парнем и носил кличку «доктор Геббельс» за свой иезуитски изворотливый ум, собирал «сейшны», по свободе нравов сравнимые разве что с римской оргией, а однажды они с друзьями (видимо, существовавшими только в его воображении) устроили танцевальный марафон, и он, Глеб, продержался дольше всех – целых тридцать два часа.
Но однокурсники не уважали Геббельса, хорошую вечеринку умели сделать и без помощи Глеба, а выкинуть из жизни тридцать два часа на танцы казалось дикостью.
Нельзя сказать, что Ижевский был уродлив, скорее наоборот. Высокий, очень худой, длинноногий, с правильными чертами лица – полный комплект привлекательного молодого человека, но каким-то непостижимым образом он ухитрялся выглядеть омерзительно.
Хорошо и со вкусом одеваться могли только блатные студенты, остальные ходили в чем попало. И снова парадокс: в рамках борьбы за лидерство Ижевский достал где-то настоящие джинсы, но смотрелся в них хуже, чем ребята в перелицованных папиных брюках.
Весь он был какой-то непромытый, сальный, тусклый… И как будто этого было мало, ко второму курсу Глеб еще и отрастил усы, оказавшиеся густыми и богатыми, как у сорокалетнего казака, и на него невозможно стало смотреть без содрогания.
Сам Ижевский мнил себя великим сердцеедом. Бросал на приглянувшуюся девушку томный тяжелый взгляд и изрекал: «Ну что, валькирия, лети сюда».
Не сработало ни разу, но Глеба это почему-то не смущало и тактику он не менял.
Не забывал он являть миру и такую грань своей натуры, как искрометное чувство юмора. Заключалось оно в том, чтобы оскорблять однокурсниц, тыкая их носом в мнимые и реальные дефекты внешности. На языке Ижевского это называлось «подкалывать».
Больше всего на остроты его вдохновляла проблема лишнего веса. Если кто-то из девчонок брал в столовой пирожок, то можно было не сомневаться: через секунду Глеб вырастет будто из-под земли и заявит: «Будешь есть плюшки – сама в плюшку превратишься», «Смотри, мать, скоро так ни в одну дверь не пролезешь»
