отупляя свой мозг лишь ради того, чтобы убедить самого себя в том, что, чего не видишь, того и не существует. Получается, что эта умничка видит Анчутку, видела фашистов, дралась с ними, но ни за что не признает их истинную сущность. Нечисти нет, зато лекарства от неё есть. Удобно, а что?
– Извини, я не могу подсовывать таблетки отцу Пафнутию. Это не есть хорошо, он вменяемый человек, в здравом уме и трезвой памяти.
– В здравом уме, какого Блюхера? Да он же бесов видит!
– И я вижу.
– Значит, тебе тоже к доктору надо. Короче, пять штук заработать хочешь?
– Нет.
– Десятку?
– Не продаюсь. – Я встал.
Она тоже.
Стальные серые глаза пытались прожечь меня насквозь, но, как водится, безрезультатно.
– А я деду скажу, что ты ко мне приставал!
– У меня свидетель есть. Гесс?
Чёрный доберман мгновенно откликнулся на мой голос.
– Скажи, я к ней приставал?
– Нет, – не задумываясь, честно гавкнул пёс. – Она сама вредная. Вкусняшки зажала! Нет тебе лапки, жадина.
– Вы… вы чё? Как? Ты разговариваешь, что ли?!
Я покачал головой, отпустил Гесса и подтолкнул к ней пузырёк:
– Держи, тебе нужнее. Если уж ты слышишь, как собаки разговаривают, то это симптом, у-у…
Даша Фруктовая тихим белым сусликом замерла на крыльце, не в силах осознать своим дисциплинированным умишком, что у нас тут вообще происходит. Кажется, теперь мне становилось понятней, почему святой старец так подчёркнуто ласков и заботлив с внучкой.
– Один вопрос, – прежде чем взяться за дверную ручку, спросил я. – Почему у тебя седые волосы?
Девушка вздрогнула, закусив губу. Потом толкнула меня плечом и первой прошла в сени. Не хочет отвечать, не надо. Я свистнул нагулявшегося добермана, тот на всякий случай дополнительно пометил столбик у нашей калитки и в три длинных прыжка влетел на крыльцо.
– На тебе лапку!
– Давай. – Мы церемонно пожали руки-лапы. – Пошли домой, морозно сегодня.
…Ну, наверное, на этом можно было бы и закончить приключения этого насыщенного дня, всё равно ничего интересного больше не произошло. Разве что явившийся из бани безрогий бес опять заставил девичье сердечко Дарьи стучать немножечко громче, чем следует.
Хотя и Анчутка (надо отдать ему должное, прекрасно зная, какое впечатление он производит на женский пол) вёл себя крайне вежливо и корректно, граней не переходил, вольностей не позволял, надежд не подавал и так далее. Вес кулака отца Пафнутия был ему известен.
В честь прибытия дорогой внучки меня согнали на пол к Гессу, а моя постель перешла в собственность девушки. Естественно, после замены простыни, пододеяльника и наволочки.
У нас была маленькая стиральная машинка (честно говоря, громкое название для тазика с моторчиком!), но отец Пафнутий как бывший военный питал особое пристрастие
