как о еще одной известной личности в округе. Ей было где-то между семьюдесятью и восьмьюдесятью, и она была глуха и слепа.
– Мне кажется, – Таппенс постаралась вклиниться в разговор до того, как начнутся воспоминания о Лавинии Шотакомб, – что вы должны многое помнить о людях, которые здесь жили, и о тех необычных вещах, случавшихся с ними в прошлом.
– Ну, знаете, я уже не так молод. Мне уже больше восьмидесяти пяти. Ближе к девяноста. Правда, памятью меня бог не обидел. Есть такие вещи, знаете ли, которые не забудешь. Никогда. Сколько бы времени ни прошло, но достаточно какой-нибудь мелочи, вы меня понимаете, чтобы все вспомнить. Вы не поверите тому, что я мог бы порассказать…
– Просто потрясающе, – продолжила Таппенс, – когда начинаешь думать о том, что вы знаете об этих удивительных людях.
– Да уж. В людях нелегко разобраться. Иногда они совсем не такие, какими кажутся, и делают такие вещи, в которые трудно поверить.
– Иногда они оказываются шпионами, – гнула свое Таппенс, – или преступниками.
Она с надеждой взглянула на своего собеседника. Старина Исаак наклонился и поднял осколок стекла.
– Вот еще, – произнес он. – Как вам понравится, если такая штука вопьется вам в пятку?
Таппенс стала уже сомневаться, что починка стеклянной крыши сможет вызвать у старины Исаака поток воспоминаний о прошлом. Тогда она обратила его внимание на маленькую теплицу, притулившуюся рядом со стеной столовой, и попыталась переключить внимание мастера с осколков на целое стекло: лучше будет отремонтировать ее или же совсем разобрать? Исаак с удовольствием занялся этой новой проблемой. Они спустились вниз, вышли из дома и пошли вокруг него, пока не уперлись в означенную конструкцию.
– Так вы вот это имеете в виду?
Таппенс подтвердила, что именно это.
– Кэй-Кэй, – сказал Исаак.
Таппенс посмотрела на него. Эти две буквы алфавита, КК, ничего для нее не значили.
– Что вы сказали?
– Кэй-Кэй. Именно так это называли во времена старушки Лотти Джонс.
– Ах, вот как… А почему?
– Не знаю. Это было… наверное, это было название, которое они приберегали для подобных мест. Оно всегда было маленьким. В домах побольше обычно всегда есть нормальная оранжерея. В которой, знаете ли, растут папоротники в горшках.
– Правильно, – согласилась Таппенс, легко вспомнив подобные вещи из своего детства.
– Вот тогда это можно назвать зимним садом. А вот это старая миссис Лотти Джонс называла обычно Кэй-Кэй.
– А в ней были папоротники?
– Нет, это строение никогда не использовали как теплицу. В основном дети хранили в ней свои игрушки. Говоря об игрушках, я думаю, что они все еще там, если, конечно, их никто не вытащил. Видите – строение разваливается. Они только слегка подперли его с боков и немного подлатали крышу, но я не думаю, что его можно
