«Вишневый сад», кто написал «Вишневый сад», Мурочка?
– Грибоедов, – ответила Мура, но, увидев наши лица, моментально сдала назад: – Не Грибоедов? А кто?
– Что написал Достоевский, Мура?! – спросила мама, бессильно откинувшись в кресле и закрыв глаза.
Мура добрая девочка и всегда хочет порадовать бабушку.
– Знаю! «Бесы» и «Отцы и дети»… – с готовностью сказала она. – Нет, ну только не надо меня уверять, что не Достоевский! Лягушку в «Отцах и детях» резали?! И старушку резали там же! Что, нет? Зато я знаю, Чехов написал «Ваньку Жукова» и продолжение, ну когда он вырос, – «Дядя Ваня».
– Мурочка! Теперь мы поговорим о поэзии! Каких ты знаешь русских поэтов? – вкрадчиво произнесла мама, и у меня вдруг возникло ощущение агрессии с ее стороны.
– Маяковский! Маяковский написал «Человек в штанах». Еще русских поэтов знаю – Пушкин, Лермонтов, Блок, Евтушенок.
– Кто раньше жил, Блок или «Евтушенок»? – подозрительно спросила мама.
Но Муру сбить было трудно:
– Одновременно.
Мама думает, что Мурка придуривается, но я-то знаю – ничего подобного. Разве что совсем чуть-чуть, для увеселения публики. Вся мировая культура просвистала мимо нашей Муры. Трудно сказать, кто виноват, – семья или школа, но ведь не я же и не моя Мура! Значит, остается школа! Эта элитарная школа полностью отбила у Муры охоту к процессу познания.
Для меня не читать – то же самое, что не есть, не пить и вообще не жить. Я читаю всегда – утром, до того как встать, за едой, в машине в пробках… Однажды, когда я стояла в пробке на Фонтанке и читала, из соседней машины высунулся водитель и говорит: «Вам-то хорошо, у вас автопилот!»
Только один раз в жизни я не читала целый месяц. Когда умер мой папа. Я тогда была еще очень маленькая. Мне было тридцать два года. Папа тоже был еще не окончательно взрослый, ему было всего пятьдесят четыре. Вечером мы все вместе, с мамой, Муркой и Денисом, пили чай и пели наши любимые песни: «Стоял я раз на Невском, держался за карман…», потом «Цыпленок жареный» и еще «Крутится-вертится шар голубой». И было как-то особенно тепло, а может, это я потом придумала, а на самом деле было обычно, и я бы ни за что не запомнила этот вечер, если бы той ночью папа не умер. И когда я стояла над ним, уже неживым, мне было как будто лет пять, так я чувствовала. И если кто-то спрашивает меня про родителей, я говорю: «Мой папа умер», и тут же у меня внутри все наполняется слезами, как будто это было вчера и мне все еще очень мало лет, пять-шесть, не больше. Вот тогда я целый месяц не могла читать, брала книгу и тут же начинала плакать. А вообще я все время читаю. И не понимаю, как у меня выросла такая грандиозная невежда, как Мура.
Мурка заметила выражение моего лица и решила оправдаться.
– А зато я знаю, кто написал «Дневник Бриджит Джонс», первый том… и второй тоже, – похвасталась она и затихла в предвкушении похвалы.
– Молодец, Мурочка, – мама улыбнулась печальной улыбкой обитателя последнего островка культуры в нашем
