леса», изредка мясо домашней птицы и скотины – но, в целом, это не могло повысить среднюю калорийность питания более чем на 10–15 %.
Увеличение податей – в случае острой военной необходимости – вело к серьезному дефициту зерна на личное потребление и вело если не к голоду, то к алиментарной недостаточности.
Согласно исследованиям, проведенным для современного Третьего мира, при уровне потребления ниже 1850 ккал общественная стабильность сохранялась только в 17,5 % случаев. Но русские были терпеливым выносливым народом, прекрасно понимающим, что нестабильность кончится плохо для всех.
В таких условиях русское сельское хозяйство доиндустриальной эпохи постоянно решало два вопроса. И вовсе не «Что делать?» и «Кто виноват?», как принято на интеллигентских кухнях.
Первый. «Где взять рабочие руки?», чтобы обеспечить более качественную обработку земли в вышеуказанные сжатые сроки. Вопрос решался так, что практически весь прирост русского сельского населения оставался в сфере земледельческого производства.
Второй. «Где брать новые земли под пашню?» Большее плодородие в Нечерноземье могли дать лесные «росчисти», где, после рубки и выжигания леса, зола определяла более высокую урожайность на протяжении нескольких лет. Это задавало необходимость постоянной сельскохозяйственной экспансии, превращение леса, с помощью подсеки, в пашню. Отсюда московский «экспансионизм», о котором так любят писать западные авторы, особенно польские, скрупулезно подсчитывающие на сколько квадратных километров увеличивалось Московское государство каждый год.
Виды подсеки зависели от возраста леса. Молодой 10–15-летний лес с кустарником давал, после подсеки, пашню со сравнительно коротким сроком пользования – два-три года – с не очень высоким урожаем. Рубка и выжигание более старого 40–50-летнего леса давал пашню, на которой можно было добиться урожая ржи сам-20. Такая урожайность через 4–6 лет резко снижалась («выпашка»), а крестьян начинал искать новый участок в лесу для «росчисти».
В той климатической зоне, где действовали русские, ни у одного другого этноса не было более высокой культуры земледелия. А, как правило, вообще не имелось существенного земледелия. Земледелие приходило вместе с русской народностью туда, где ранее его не было. Русские принесли земледелие на Северную Двину и даже терский берег Кольского полуострова.
Физические условия определяли и социальные условия жизни в селе. В Московской Руси преобладала община-волость, близкая к традиционному северному типу общины подворно-наследственного типа. Внутри такой волости-общины отдельные деревни могли по традиции иметь разное количество земли, так же и дворы владели пашней разного размера.
Тягло накладывалось на волость в целом, а внутрикрестьянские «разрубы» совершались общинными выборными властями.
Размеры семейных наделов время от времени изменялись общинными властями, в зависимости от количества
