водятся обезьяны, в основном лемуры, находили даже останки обезьяночеловека, предка «человека разумного».
– Так, возможно, здесь ведутся раскопки, и мы можем встретить археологов?!
– Нет, конечно, нет. Этот остров необитаем, и если кто-то живет здесь, – так это только туземцы. Обычно они прячутся от пришлых людей и не идут на контакт.
Я тяжело вздохнула, а Джеймс вдруг произнес:
– У вас красивый малыш.
На мгновение у меня перехватило дыхание: откуда он знает?
– Простите, – сказал Джеймс, – я видел фото у вас в сумочке.
– Вы меня обыскивали?!
– Я же говорил вам, что надо бояться только людей, тем более что нам внушали, что все русские – наши потенциальные враги. Но заметьте, я вам честно признался!
Я удрученно молчала, не зная, что сказать. Повисла неловкая пауза, которая становилась все горше с каждой секундой. И прервал эту паузу Джеймс:
– Вы ничего не хотите рассказать о себе? Нам говорили, что все русские – агенты КГБ, поэтому они так закрыты. Вас учат молчать, это так?
– Нет, это не так. Мне больно рассказывать о себе, потому что вы мне не поверите. Слишком необычна моя история. Могу сказать только одно: я не агент КГБ. А мой сын… он сейчас в России с бабушкой, я очень скучаю по нему.
Я взглянула на Джеймса и прочитала в его глазах одновременно и радость, и горе. Меня потянуло к нему, но я резко развернулась, готовая бежать без оглядки. Он обнял меня за плечи и удержал рядом:
– Вы такая молодая, почти девчонка. И когда вы только успели родить?
Я пожала плечами и тихо ответила:
– Сейчас у меня должно было быть двое детей… У меня умерла дочь, прошло почти три года, но я так и не свыклась со своим горем…
– Простите, если сделал вам больно. Понимаете, я так устроен: говорю то, что думаю. Здесь, на острове, чтобы выжить, мы должны доверять друг другу. Мы чем-то похожи: вы волнуетесь за сына, я – за дочь. И при этом мы оба очень одиноки.
– Вы думаете, что я не замужем?
Он быстро кивнул:
– Я почти уверен в этом. Или я ошибся?
Я покачала головой:
– Нет, не ошиблись. Официально я расписана с человеком, но не живу с ним.
Он усмехнулся:
– Вот видите, у меня та же история. Мы разбежались, когда дочери исполнилось два года. С тех пор мы не видели нашу маму, хотя до сих пор она мне жена…
– А вы не пробовали найти ее и развестись?
– Зачем? С тех пор как она исчезла, я не встретил ни одной стоящей девушки. Да и нам с дочерью очень хорошо вдвоем. Что теперь с ней будет? Этот последний полет… поневоле начинаешь винить себя…
Он надолго замолчал. Я отлично понимала его. Зачем я вообще ввязалась в эту авантюру с поиском чаши? Разве мне есть до нее дело? Спасти человечество – да, великая задача. Но что мне человечество, если с сыном что-то случится… Однако сейчас лучше об этом не думать.
