расписывался, запирал кладовые и отправлялся в Красный уголок. Там стоял бильярд с побитыми бортами и рваными сетками. Кий был с трещиной, шары колотые. Ставил «пирамидку», разбивал и ходил вокруг, выбирая самый трудный шар. Находил, прицеливался. Если загонял, на душе становилось уютно. Если мазал, настроение портилось. Потом приходил Петя с бутылкой вина. Они пили, играли и молчали. Петя молчал, потому что хотел еще во что-то верить; Алька молчал, потому что не верил уже ни во что. А просто болтать они не хотели. Разве что по телефону, голосом легче лгать. Часы на ратуше били полночь, и Петя уходил. Алька ополаскивал лицо, наливал воду в бутылку из-под вина и ложился спать. Гладкая деревянная скамья, тусклая контрольная лампочка, легкий сквозняк больших помещений.
Как-то проснулся среди ночи и вспомнил: «У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса…» – и так далее, до бесконечности: склад – кафе – студия (он еще занимался тогда в студии) – склад… А жить-то когда? Уже двадцать пять лет словно кто-то на бухгалтерских счетах отщелкал. В студии говорили: надо работать, и мы станем… Но не договаривали. «Старики» не верили, а молодежь боялась – не авторитетна. Зато верила. Он тоже сначала верил. С уважением прислушивался к спорам «стариков»: Шекспир – это, конечно, не Островский, но зато Островский… Или наоборот: ну, Островский, конечно, не Шекспир, но зато Шекспир…
В один из вечеров в студию зашел Петька. Ему обрадовались. Он широко здоровался, целовал ручки и щечки дамам, а потом тихо уселся в углу. Послушал с полчасика. «Ну, Гоголь, конечно, это не Лермонтов…» Потом встал и осторожно ушел, не прощаясь.
С Алькой встретились случайно; Алька шел на работу, а Петя стоял у телефона-автомата и курил.
– Я сейчас звякну, подождешь?
Говорил он долго, до Альки долетали обрывки фраз: нет, не звонил… Принесу во вторник… Я тебя ждал… Какая такая подруга?..
Петя повесил трубку, вышел, тряхнул плечами и удивленно сказал: свободен. При этом склонил голову набок, посмотрел на собственные ботинки шутовским петушиным взглядом.
– Пойдем выпьем, – предложил он, не глядя на Альку.
– Я не могу, – ответил тот, – мне на работу надо.
– Где ты работаешь?
– В типографии, сторожем…
– У тебя на работе можно?
Алька подумал и сказал:
– Можно.
В первый вечер они разговаривали взахлеб.
– Ты знаешь, – говорил Алька хрипловатым от вина и волнения голосом, – мне очень нравится студия. Это так не похоже на наш институт… А главное – люди. Добираться до причин человеческих поступков. Почему Гамлет убил Полония за шторой, думая, что это король? А штору так и не отдернул! Боялся? Хотел случайного убийства? И Гильденстерна с Розенкранцем не своими руками убил. Так, может, он просто трус? Или смысл всей мести состоит для него в самой интриге? И потом смотри: если Гамлету сорок, то Гертруде?.. Под шестьдесят, так? Старуха, климакс: белила, румяна, пудра в три слоя поверх морщин, как штукатурка, кусками, в мелких катышках на шее, возле ушей. А муж все в походах, в походах:
