Москвы, ворота которой я защищал, стала победительницей Всесоюзных молодежных игр, и нам присвоили звания кандидатов в мастера спорта, хотя обещали мастеров. Мастером спорта я стал лишь в 1991 году, когда в составе «Локомотива» сыграл в полуфинале Кубка СССР с ЦСКА. Как и многие футболисты моего поколения, да и предыдущих тоже, до сих пор горжусь этим званием. Тем более, что другого у меня нет.
Когда пришло время вступать в большой футбол, я уже ничего не боялся, уверенно работал с «основой» – спасибо Эдуарду Васильевичу Малофееву, который взял меня, единственного из нашей юношеской команды, на сборы – и не с дублем, а с основным составом еще в 1986 году, хотя мне тогда не исполнилось и 16 лет. Пригласить в легендарную команду 15–летнего мальчугана было нонсенсом, свалившимся на меня, как снег на голову. Чуть с ума не сошел, когда первый раз зашел в раздевалку, где уже находились Александр Новиков, Юрий Пудышев, Игорь Добровольский, Александр Бородюк – все динамовские премьеры. Тогда попасть не то что в основной состав «Динамо», а и в дубль представлялось чем – то нереальным.
У Малофеева вообще было особо чуткое отношение к молодым. Он меня порекомендовал потом и в юношескую сборную СССР Александру Пискареву. Я должен был ехать на юношеский чемпионат Европы, потом на чемпионат мира, хотя первым вратарем сборной безоговорочно считался Юра Окрошидзе, а моим конкурентом Витя Гузь из Волжского. Но проблемы со сборными у меня начались как раз с тех пор.
В феврале 1986 года я собирался с «Динамо» на сборы в Алахадзе, но за день до отъезда сломал ногу, да еще как: осколочный перелом со смещением большой и малой берцовых костей. Из строя выбыл на год. После этого на мне не то чтобы поставили крест, но если человек год не играет, не факт, что он потом восстановит свой уровень. Да и перелом случился такой, что ногу можно было потерять, если случится рецидив. А тут еще, месяц провалявшись на койке, я достиг 120 килограммов веса – вставать – то не разрешали. Мое счастье, что к 16 годам я почти перестал расти: если бы прибавлял в росте и дальше, одна нога оказалась бы короче другой, и пришлось бы пользоваться стельками для обуви. А так как я не Гарринча, мне бы это мешало. Травму спровоцировало заболевание коленей, возрастное, встречающееся у многих, но у меня была его разновидность, при которой запрещалось играть на синтетике. А я, невзирая на запрет, вышел на ковер манежа ЦСКА. Сделал шаг в сторону, и показалось, словно кто – то камнем мне попал в ногу, хотя какие же в манеже камни? Наверное, просто всем весом сел на ногу и получил перелом на ровном месте.
А Гусаров в меня особо не верил, отдавая предпочтение Андрею Епифанову. Фактура моя, наверное, тренера к себе не располагала, с юных лет был полноват, да еще и год пропустил из – за травмы – для юного возраста это очень большой срок. Родители даже сомневались, стоит ли мне оставаться в футболе. Но уже тогда полагались на мое собственное решение. А я хотел и опять начал играть. Гусаров оценил мою настойчивость, стал уделять мне
