в вопросах иного рода. Вероятнее всего, инстинкт самосохранения давал о себе знать. Впрочем, кто дал мне право отказывать старшему офицеру в здравом смысле?
К чему все это? Ах да. Как же удавалось Антону избегать «дачи признательных показаний», несмотря на всю проявляемую Светланой Васильевной недюжинную настойчивость. Так вот, после навязчивых подсказок свекрови с ее упрощенным видением педагогического инструментария – спасибо что обходилось без призывов «На конюшню его! И розгами пороть! Розгами!» – матери Антона попросту становилось не до расспросов своего чада. Расстроенная не сложившимся разговором с сыном, еще больше вмешательством мужниной матери – «Ну что ж за беда-то такая! Каждой бочке затычка.» – не желая, однако, скандалить, Светлана Васильевна спешно спохватывалась:
– Масло закончилось. Вот те раз!
Антон, бывало, совершенно не опасаясь возвращения к нежелательным темам, какой-никакой опыт уже имелся, набивался матери в попутчики, и они на пару топали в магазин, радуясь, что сбежали из дома, где от эмоций вдруг стало нестерпимо душно, и болтали о всякой ерунде – о природе, погоде и видах на ближайшие выходные. Сколько бы ни наседала свекровь на Светлану Васильевну, та в жизни не взяла в руки ремень, оставаясь в вопросах воспитания детей и взрослых несломленной пацифисткой, то есть совершенно бессильной. Бабуля же, не исключено, по молодости зачитывалась «Очерками бурсы» Помяловского[3] и там, где Николай Герасимович, сам наказанный четыреста раз, или и того больше, задавался вопросом «пересечен он или недосечен?», должна была отвечать злорадно: «Конечно же не…»
Было и еще одно обстоятельство, из-за которого открываться матери Антон решительно не хотел. Светлана Васильевна в то время, когда «состоялся – не состоялся» «мужской разговор» сына с отцом, погрузилась с одержимостью неофита в изучение проблем подростковой психики. Труды отягощенных глубоким знанием мэтров не попадали в орбиту ее внимания, разве что по касательной. Сведениями Светлану Васильевну снабжали популярные журналы и странички отрывных календарей, что по сути было намного опасней науки, так как предлагаемые там советы были понятны и однозначны: взять, смешать, залить и принимать по столовой ложке три раза в день перед едой. Антон переживал, что во всех его путанных мыслях «о новой жизни и всяком таком» мать усмотрит не просто «неудобоваримое» в понимании завуча Ираиды Михайловны, а что-нибудь уже совершенно выходящее даже за эти пределы.
Впрочем, это было бы полбеды. Настоящей катастрофой стала бы неумолимая и беспощадная материнская битва за сына. Тут уж снадобьями, от которых всегда можно попробовать отбояриться, ссылаясь, к примеру, на сонливость во время уроков – был в жизни Антона такой опыт – дело не ограничится. «Операции по спасению» – неважно кого и чего – воодушевляли Светлану Владимировну, становились смыслом ее существования и действовала она с поистине миссионерской одержимостью. На работе именно ей поручали
Н. Г. Помяловский (1835 – 1863) – русский писатель, прозаик, автор реалистических повестей. «Очерки бурсы» частями печатались в 1862–1863 годах в журналах «Время» и «Современник».
