было название. Моя мама в тот момент делала покупки где-то неподалеку. Мы были в торговом центре на Ирвинг-стрит, и я почувствовала себя так, словно находилась не через несколько торговых рядов от нее, а была напрочь смыта волной в море, в неотвратимый мир дважды убитой. По дороге домой меня мутило. Когда мы с мамой сели обедать, я не могла есть. Она не готовила сама, просто разогревала что-нибудь, вроде лапши «Топ-рамен», а потом отправлялась на свидание с очередным ухажером.
Несколько лет после этого всякий раз, как я думала о том рисунке на обложке «Дважды убитой», меня мутило. Теперь я понимаю, что мое переживание было естественным. Ты узнаешь в нежном возрасте, что существует зло. Ты впитываешь это знание. Когда такое случается впервые, это не проходит легко. Это пробивает тебя.
Когда мне было десять, я попала под влияние одной девочки постарше по имени Тайра. У нее были остекленелые глаза, холодно-смуглая кожа и хрипловатый голос крутой девахи. Тем вечером, когда я познакомилась с ней, я каталась с кем-то в машине, попивая светлое «Левенбрау». Светлого Леву в зеленой бутылке с лазурной этикеткой. Мы подобрали Тайру на Норьега-стрит, перед домом, который был известен как неформальный приют для девочек. Его владелец, Расс, заваливался к девочкам по ночам, неожиданно, но ожидаемо. Если ты там оставалась, как-нибудь ночью к тебе заглядывал Расс, старый, мускулистый мерзавец. Девочки жаловались, что он их насилует, словно речь шла о вредном характере или высокой квартплате. Они были готовы терпеть это, поскольку не видели другого выхода. Остальные ничего не делали по этому поводу, потому что Расс покупал нам выпивку, – что мы могли, вызвать полицию? Мы знали об одном полицейском, который возил девочек в национальный заповедник вместо участка.
Тайра излучала угрозу, она уверенно заняла место рядом с водителем и закинула ноги на приборную панель. Она уже была подшофе, как она сказала нам, растягивая слова, очаровательно, на мой слух. У нее были бриллиантовые сережки. Они сверкнули в ее ушках, когда она опустошила бутылку светлого Левы и швырнула из окна машины. Возможно, сережки Тайры были подделкой. Это было не важно. Эффект был тот же. Для меня в ней была магия.
В тот год мне удалось познакомиться с симпатичной девочкой из полной семьи с хорошим доходом. Она осталась у меня с ночевкой. На следующей неделе она всем рассказала в школе, что мы обедаем замороженными пирожками и бросаем обертки под кровать. Я такого не помню, хотя не говорю, что этого не было. Мама разрешала мне есть на обед что угодно. Она обычно зависала с каким-нибудь типом, которому не нравились дети, так что они закрывались вдвоем в спальне. У нас был счет в супермаркете, и я могла ходить туда и накупать любых вкусняшек, чипсы, литры газировки. Я не умела притворяться, что живу как-то по-другому, чтобы произвести впечатление на кого-то из ребят. Но я расстроилась, узнав, что эта девочка говорит обо мне и нашем доме. Мне не полегчало даже после того, как я вонзила булавку ей в задницу, когда она выходила из трамвая после школы. Мы стояли у задних дверей,
