как букмекера на вилку.
Все махом насторожились. У всех без исключения, даже у «друзей», дыханье участилось, и расширились зрачки. Как гончие псы, почуявшие зайца, работники уставились на Андрея.
– Откуда знаешь? Прораб шепнул? – с горящими глазами, на выдохе, спрашивает молодой Василий.
– Ой-ли, ой-ли, мне ль не знать! Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился, и шестикрылый Серафим, на перепутье мне явился! Вот он собственно и поведал про зарплату. Отпусти вожжи и внимай, – скрипел Андрей, как несмазанная петля. – Встречаем аплодисментами! Итак: глубокоуважаемый самим собой, он же бурый негодяй, он же главный инвестор – Аполлинарий Игоревич Бурлаков собственной персоной! Попрошу любить и жаловать!
Трудоголики во время всей этой малоубедительной речи стояли и диву давались. Закрадывалось нехорошее предположение говорившее, прежде всего, о пострадавшей вменяемости Андрея, а уж это значило, что рано обрадовались, услыхав волшебное слово «зарплата». Друг Тоник захотел было за такое дело шарахнуть, как следует, но вдруг с недоумением обнаружил, что прорехи более не существует. Затем, долго гадать не пришлось, так как не успел Андрей закончить и хлопнуть в ладоши, как дверь в кандейку с грохотом распахнулась. На пороге действительно, обливаясь потом, стоял тучный и усатый Аполлинарий, да с подносом в руках. Аполлинарий был облачён в самый свой лучший костюм и туфли, а за ним из-за спины робко выглядывали Ксензов Вениамин Борисович он же генеральный директор фирмы генерального подрядчика, вместе с начальником участка Харитоном Сергеевичем. Вениамина Борисовича, наверное, сдёрнули прямо из бани, так как генеральный директор явился нагим, укутанным только в полотенце. Один лишь Харитон Сергеевич предстал в рабочем костюме, но почему-то с ног до головы костюм тот пестрел раскраской граффити. Такой вот сказочный водевиль обрушился на сотоварищей Андрея снежным комом на голову. Далее, заискивающе и виновато глядя в сторону, Аполлинарий со своей свитой, на цыпочках внедрился в кандейку. Молча протянул поднос и скупая слеза покатилась из правого глаза. Руки дрожали, дрожал и поднос, а на нём подпрыгивали весьма пузатые подписанные конвертики.
– Я тебя умоляю!.. Чего трясёшься, словно мускусный олень при виде леопарда?.. Здорово ведь я тебя перед всеми сдеанонил? Так чего уж теперь! Соберись, я кому сказал!.. Да как полагается, с почётом, вручи людям им причитающееся, – взял на себя инициативу Андрей, видя, что все буквально растерялись. – А вы, отчего обомлели, будто девицы в первую брачную ночь? Ну-ка в порядке очереди подходи к подносу, не робей.
Товарищи Андрея, молча, топтались на месте. Кто трусил, а кто стеснялся, но никто не решался подойти к столь высокому начальству первым.
– Не хотите протягивать руки, так протянете ноги, – подбодрял Андрей.
Первым набрался духа полупьяный друг Джин. Покачиваясь словно баркас на волнах Енисея, оказался он у подноса в числе первых.
