будет Зелёная… Голубая…»
Она расслаблено улыбнулась и снова уснула…
***
…Надо мной звёздное небо.
Такое звёздное, что даже луна на нём, по-видимому, с трудом отвоевала себе местечко, поскольку от неё остался только малюсенький тонюсенький жёлтенький – тёпленький – серпик. А звёзды сияют серебристо и холодно, как лампа дневного – холодного – света.
Но странно – мне уже не холодно! Как раз наоборот – по телу разливается приятное тепло, отчего тело совсем расслабляется, нос дышит, как ему и положено, а губы! губы – я чувствую это – губы расплываются в блаженной улыбке!
…Послышался звук арфы, и в этом звуке я «увидела» тонкие нежные пальчики, перебирающие её струны.
«Как хорошо-о-о. Как мило. Мне тепло. И эта музыка…»
И мне захотелось открыть глаза. И я открыла их. Это были уже мои глаза, а не глаза моего лица. И я улыбалась своими губами, а не губами своего лица. И нос! нос был тёплый! это был мой нос, а не нос моего лица, и он вдыхал воздух и выдыхал его вовне.
Оказалось, что звёздное небо мне всего лишь привиделось. А на самом деле вокруг меня – нежно-голубое, дневное небо, и по нему – надо мной, вокруг меня и даже подо мной – плывут белые, маленькие и побольше – облака. Лёгкие. Воздушные. Радостные. А на этих облаках сидят, свесив с них маленькие ножки с розовыми пяточками и ухоженными ноготками, блестящими разноцветным лаком – милые девы. И улыбаются мне. И кивают мне изящными головками, похожими на головки нежных цветков. Все в белых и воздушных, как и облака, на которых они сидят – одеждах.
Одна из них, та, что сидит на облаке чуть в отдалении, тоже в белых одеждах. Но одежды эти струятся по её телу в виде лёгких потоков воды. У неё слегка тёмные – платиновые – волосы. Чуть приподняв и наклонив, она держит в руках глиняную амфору. Из амфоры голубоватым, почти невесомым потоком льётся вода. И дева, опустив глаза, с улыбкой наблюдает, как вода, выливаясь из амфоры, струится вниз… вниз… на облака, образуя там совсем прозрачное, почти эфирное, водное пространство…
Кого она мне напоминает?…
А почти рядом со мной, на более плотном, похожем на круто взбитый венчиком белый крахмальный кисель, в бело-кремовых одеждах сидит очень серьёзная дева. За ней стоят и сидят, и, чуть приподнявшись в воздухе, парят, тоже без улыбок на лицах, другие девы. Одна из них, с бледно-коралловым шлейфом за спиной, воинственно подняла руку, то ли призывая следовать за ней, то ли в приветствии, то ли предостерегая меня. А та – главная – как я думаю, – очень серьёзная дева, вдруг плавно простирает гибкую, белоснежно-белокожую руку ко мне и словно вопрошает… или предлагает… перейти к разговору? Немедля.
Я в растерянности обвожу взглядом всё это небесное (я сразу поняла, что присутствую на небесных посиделках), пространство и, ища поддержки, обращаю свой взор к деве с амфорой, которая
