style="font-size:15px;"> – Хм, – сказал я, стаскивая нарукавники. – Просто даже удивительно. Вообще-то он парень неплохой – вот счеты свои новые мне подарил. Но это, разумеется, свинство, и я его тоже осуждаю.
– Мы решили объявить ему бойкот, – заявил Машкин. – Ты присоединяешься?
– Что ж, – сказал я и надел нарукавники. – Правда, человек он компанейский – в субботу на пельмени приглашал. Однако тут нельзя давать спуску, и я с вами, конечно, солидарен.
– Так запомни, – строго посмотрели на меня Мишкин и Машкин. – Бойкот. Железный.
– Будьте спокойны, – заверил я их. – Сказано – отрезано.
Я перелистнул календарь, записал на свежей страничке: – «Гр-н, бойк.», – затем подошел к Гришкину и молча брякнул о стол дареными счетами…
На следующий день меня остановил Машкин. За его спиной мотался и переламывался долговязый Гришкин.
– Ты знаешь, что произошло?! – нервно сказал Машкин.
– Что произошло? – спросил я, поздоровался с Машкиным за руку и сделал вид, что не заметил Гришкина.
– Мишкин – негодяй. Он ударил Гришкина по голове годовым отчетом, – сообщил Машкин. – Мы решили с ним не разговаривать.
Ты поддерживаешь?
– Само собой, – сказал я. – Это как-то бесчеловечно и… он не должен был прибегать к таким методам.
– Так учти! – поднял палец Машкин.
А Гришкин вытянулся и замер, как восклицательный знак.
Я учел. И подвел итоги: значит, в союзе с Мишкиным и Машкиным я бойкотировал Гришкина. А в союзе с Машкиным и Гришкиным бойкотировал Мишкина.
– Здорово! – крикнул Мишкин, входя в нашу с Гришкиным комнату.
Я индифферентно посмотрел в угол и ничего не ответил. Потом, чтобы подчеркнуть свою беспристрастность, развернул стол на сто восемьдесят градусов и расположился спиной к Гришкину.
Ровно через сутки ко мне подошли Мишкин и Гришкин.
– Ты знаешь?.. – сказал Гришкин.
– Ммм – затряс головой я, взял чистый лист бумаги и написал: «Бойкот?».
«Ага», – ответил Гришкин тоже письменно.
«Кому?» – спросил я.
«Машкину», – вывел Гришкин. «За что?»
«Машкин – ренегат, – начертал Гришкин. – Он сочинил про Мишк…»
«Все понял, – прервал его я. – Осуждаю Машкина. Солидарен».
Прошло два дня. Мишкин, Машкин и Гришкин стояли в коридоре и мирно беседовали. Мишкин достал пачку «Казбека» и угостил остальных.
Покурили. Машкин развернул голубой кулек и дал всем по карамельке. Закусили.
– Яшкин-то, а? – сказал Гришкин. – Пренебрегает коллективом. Высокомерничает.
– Иуда! – коротко определил Мишкин.
– Гад ползучий! – уточнил Машкин.
И они единогласно объявили мне железный бойкот.
СТРЕЛЯНЫЕ ВОРОБЬИ
Первым соврал Файнберг. А может, и не Файнберг.
