бросила на меня укоряющий взгляд. Мол, никакие чудеса не смогли тебе помочь, коза деревянная.
– Напомни мне завтра объяснить тебе кое-что о честных играх, – не осталась в долгу я.
– А ты, Эйза? Что скажешь? – продолжил допытываться кот.
Вот же… Если ему так любопытно, шел бы сам и путался у всех под ногами. Может, отдавленный пару раз хвост сделал бы его более воспитанным.
– Нормально, – пожала плечами я. – Непривычно.
– Она спряталась за кадкой и просидела почти всю игру, – мигом наябедничала Шанет.
Ничего не всю! По ощущениям, самый неприятный эпизод этого вечера уложился в несколько мгновений. Однако спорить не было настроения.
– Кому-то и наблюдателем надо быть, – хмыкнул Пад. – Видела что-нибудь интересное?
Привязался на мою голову. Но я еще раньше заметила, что у этого кота страсть к интересным историям.
– Слышала заговорщиков из библиотеки. – История у меня имелась. – Но вычислить опять не смогла.
– И все?
Падишах смотрел на меня так, будто его интересовало нечто другое.
Пришлось опять отмахиваться от подозрений.
– И этого слишком много.
Кот наконец отстал.
Спровадив Шанет – пришлось некоторое время послушать ее нытье о том, что еще слишком рано, – я посетила купальню, затем сдала служанкам явно позаимствованные где-то вещи. Пока переодевалась и приводила себя в порядок, хорошенько рассмотрела печати.
Узор будто стал четче, цветы горели ярче.
В точности как камни на ожерелье из ларца.
Нехорошее предчувствие комфортно обосновалось в душе, заняв почти все свободное пространство.
Сама знать не хочу, во что именно я встряла.
Одно, впрочем, я знала наверняка: незнакомец со слугой из таверны и мужчина, который поцеловал меня сегодня, – это два разных человека. Три, если и нахального слугу посчитать.
В голове не укладывается, как подобное вообще возможно.
Узоры нанес один, а «зажег» их другой.
Активировал.
И сейчас в мыслях поминутно всплывал высокий тип, ряженый в чудовище. Получится забавно, если это кто-то из слуг. Хотя нет, совсем не смешно. К тому же я сильно сомневалась, что он из дома. Незнакомец был выше и крупнее местных слуг. Можно было бы заподозрить в нем воина, если бы не его манера двигаться и говорить. Мне хватило тех жалких мгновений, чтобы заметить. Он держался так, словно весь мир лежал у его ног, но ему было лень что-то делать с внезапно свалившейся в руки игрушкой. Подобная манера свойственна лишь самым богатым и родовитым. И сыновьям жен, даже не любимейших из наложниц.
Голова пухла от размышлений.
В дом проник посторонний человек.
Зачем? Уж наверняка не ради того, чтобы поцеловать меня?
Губы болели. Поцелуй –
