не караулить, то можно даже не почувствовать, как оторвешься от земли и окажешься в воздухе.
На всякий случай я все же зажмурила глаза и решила считать до тысячи, а к этому времени мы уж наверняка поднимемся.
При счете семьсот пятьдесят самолет два раза дернулся и снова затих. «Все, летим», – подумала я, открывая глаза. Первое, что я увидела в иллюминатор, были чьи-то толстые ноги в шерстяных носках и резиновых ботах. Ноги потоптались маленько и зашагали от иллюминатора. И тогда стало видно, что принадлежат они пожилой тетеньке, которая на полном ходу спокойно разгуливает по крылу самолета, волоча за собой шланг. Не успела я изумиться, как в самолет вошла та самая дама, плюхнулась на сиденье рядом с папой и, раскрыв сумочку, стала пудрить покрасневший от возбуждения нос.
– Я присутствовала при погрузке! – победоносно сообщила дама. – Дачу они захотели! Пусть лучше застрелятся!
Паганель высунул бороду из-за спинки переднего сиденья:
– При погрузке в самолет?
– Нет, на тележку.
– А наших рюкзачков там не заметили? – Это уже дядя Коля спросил.
– Рюкзаков не видела, – сказала дама.
– Хотел бы я знать, куда они сейчас летят? – вздохнул дядя Коля.
Мы-то сами никуда пока не летели. Это я окончательно поняла, когда из-за перегородки вышла стюардесса и сказала:
– Мужчина, сдавший в багаж ведро с вареньем, пройдите к трапу!
Кругом засмеялись и заговорили:
– Во дает, кретин!
– Ну, сейчас его чайком попотчуют!
– Надо же, додумался!
– А эта куда смотрела, приемщица?
– Физиономию ему этим вареньем вымазать!
Стюардесса похлопала в ладоши:
– Товарищи, кто сдавал ведро? Не задерживайте рейс!
– А в чем дело? – спросил папа.
– Так это ваше ведро? – наклонилась к нему стюардесса.
– Нет, не ихнее, – сказала дама. – У них рюкзаки были. А это ведро я вроде видела. Оно рядом с моими чемоданами стояло. Розовой тряпкой завязанное.
– Бедные чемоданы! – хихикнули сзади.
– Выбросить к свиньям его, раз хозяин не признается! – посоветовал кто-то.
– Выбрасывать мы не имеем права, – объяснила стюардесса.
– А вот перемажет оно другие вещи – так отвечать не будем. Так и знайте.
– Да уж, поди, перемазали, – догадалась бабушка в платочке. – Они ведь их как швыряют-то, господи! Одно слово – чужое добро, не свое.
– А-а-а, чужое! – вскочила вдруг дама, сообразившая наконец, что и ее красивым чемоданам грозит опасность. – А ты зачем сдавала его, вредительница!
– Тише вы! – сказали
