Он потерял контроль над своим телом, начав дёргаться и ударяться о неприступные стенки своего заточения, затем резко воспрял, прижавшись лицом к отверстию в крышке, через которую, преодолев длинную трубу, в гробницу поступал свежий воздух. Вдох! Выдох! Виктор пытался успокоиться и осознать ту ситуацию, в которой оказался. Вдох! Выдох! Он медленно ощупывал кончиками пальцев внутреннюю поверхность гроба, надеясь обнаружить его нереальность, но всё было тщетно. Нервный вдох! Стенки могилы стали сужаться. Они давили на него! Его тело трещало по швам! Вдох! Вдох! Вдох! Пора было сделать выдох, выпустив переполнивший его внутренности воздух, но дыхание сводило! Вдох! Вдох! Задержать дыхание. Нужно продержаться! Выдох! Долгий. Сладкий. Расслабляющий выдох. Он медленно выпустил напряжение из его разума, но тут же раздался предательский вздох. Затем ещё! И ещё! Лёгкие хватали жадно кислород, не понимая, что нужно успокоиться.
Прошло немало времени, прежде чем покойник смог прийти в себя, но стоило его телу освободиться от вселившегося в него беса, как в голове застыл тревожный вопрос: «Сколько мне здесь ещё предстоит находиться?» – вопрос, не покинувший его до сих пор. Он не знал, сколько пробыл в той могиле. Может, день, может, три дня, а может, и ещё дольше. Он пытался определить время суток по едва заметному свету, льющемуся через длинную вентиляцию, но который мог принадлежать не солнцу, а факелам, ведь орден приложил все усилия, чтобы лишить захороненных заживо хоть какого-то ощущения своего присутствия в этом мире. Они находились вне его досягаемости, а он маячил лишь пустым и далёким пучком света перед ними.
Спустя пару часов после начала заточения голод стал навязываться сознанию Виктора, кости заболели от неподвижности, а мозг пытался найти выход оттуда, но вскоре этот поиск сменился новым приступом паники, и произошло это после того, как он задался вопросом: «Может, это был лишь такой хитрый способ, чтобы избавиться от тех кандидатов, которые не получили место в ордене? Ведь мы уже и так слишком много знаем про них!». Он хотел было начать кричать в воздуховодную трубу, но вдруг понял, что если это так, то его затея бессмысленна.
Эти приступы паники продолжались! И продолжались достаточно долго, чтобы лишить его рассудка, но ощущение бескрайнего отчаяния полностью избавило его беснующееся тело, удушаемое стенками надрывающегося от своего беззвучного, но кровожадного смеха гроба, от каких-либо эмоций, в которых он мог найти своё спасение, поддавшись первобытным инстинктам. Постепенно это захоронённое вместе с ним безумие оказалось растворённым в неподвластном ему молчаливом смирении, что так легко позволяло перестать безнадёжно цепляться за жизнь и просто выпустить её из своего тела, разорвав хрупкие цепи надежды. Мёртвое тело Виктора Порохова лежало на дне зарытого глубоко под землю гроба, а его остекленелые глаза уже давно перестали неподвижно созерцать этот закрытый мир. Всё кончено! Недостаточное количество кислорода выело его лёгкие, отсутствие еды выжгло его желудок, отречение от всего лишило его ещё недавно боровшегося изо всех сил рассудка.
Когда
