и начала вращение в другую сторону. Дойдя до другой крайней точки, башня повернула обратно.
«Так, а теперь он включит наклон башни», – полковник угадал – сидящий в кресле мужчина нажал левую кнопку.
Башня довольно быстро стала отклоняться от вертикали. И, наконец, мужской указательный палец решительно утопил правую кнопку. Кресло бесшумно взмыло вверх. На самой вершине башни кресло сходу ударилось об отбойник и медленно стало сползать вниз. Могучая сила инерции, мгновение назад вжимавшая человека в кресло, теперь сдернула его, и он по крутой параболе полетел над землей. В двухстах метрах от башни хлопнул, раскрываясь десантно-тактический парашют, секундой позже бухнул тормозной движок и вот уже Аверьянцев, как учили, в глубоком приседе с дальнейшим кувырком вбок приземлился.
«Ну, слава Богу. Первый блин не комом, – полковник устало откинулся на спинку кресла. На лбу выступила легкая испарина. Сердце возмущенно-громко бухало в груди. – А ты, Северский, даешь. Так разволновался. А что с тобой будет, когда они начнут катапультироваться без всякой страховки? Так и до инфаркта недалеко. А вторая жизнь мне, очевидно, не светит», – Игорь Николаевич вздохнул, подавляя невольное раздражение на счастливчиков, которым судьба преподносит абонемент в театр, называемый жизнью. У него за душой был лишь разовый билет.
– Господин Ботков, теперь прошу вас, – полковник службы безопасности быстро взял себя в руки.
До двенадцати часов вся шестерка успела дважды побывать в катапультирующем кресле, а надпочечники полковника Северского – вбросить в его кровь годовую порцию адреналина.
«Что ж, теперь по расписанию обед, час отдыха и…вычисление любимца Бога, – Игорь Николаевич вышел из автобуса.
С утра безоблачное, прозрачно–голубое небо начало сгущаться, быстро перекрашивая голубой цвет в серый.
«Если он, конечно, тут есть», – додумал полковник свою мысль, всматриваясь в первые тучи, неторопливо полезшие по небу.
После обеда Аркадий Исаев, стоя перед Северским, краснея и потея, отказался дальше проходить испытания:
– Игорь Николаевич, я не могу, – бородач потупил глаза. – Не могу и всё.
– Я понимаю, Аркадий Иванович. Не корите себя. На вашем месте отказались бы девять человек из десяти. Если чувствуете, что не сможете, лучше отказаться. Вы правильно поступили, – Северский ободряюще хлопнул мужчину по плечу. – И спасибо вам.
Тот вскинул удивленные глаза:
– За что?
– Одним грехом у меня будет меньше.
Испытуемые встретили известие об уходе одного из них молчанием. Лишь неугомонный Миша Чистяков со вздохом произнес:
– У него точно не будет грудь в крестах.
«Если каждый из них про себя не добавил: «Но и головы в кустах тоже», то я ничего не понимаю в человеческой психологии», – Северский еще раз обвел взглядом сидящих в крошечной комнате отдыха командного пункта и вслух
