я не видела туристов на Темной воде.
– Еще увидишь. Егор Петрович Березин, это хозяин здешнего пансионата, мне тут за чашкой кофе рассказывал, что инвесторы к Темной воде очень даже присматриваются. Земля на берегу может так вздорожать, что о-го-го! – Ксюша закатила к потолку глаза. – А все эти страшилки специально, чтобы охотников до наших заповедных красот отпугнуть. Эх, хорошо говорил! Были бы деньги, сама бы кусок берега прикупила. Инвестировала бы, так сказать, в безоблачную старость.
Ксюша говорила бодро и уверенно, вот только Нина ей все равно не поверила. Не с того ведь начался разговор, а с того, что на Темной воде опасно. Сама же Ксюша так и сказала. Так что же заставило ее отказаться от своих слов? Что или кто? Может, Яков? Что она вообще знает про Якова? Да ровным счетом ничего и не знает. Доверилась незнакомцу. Сама доверилась и сына доверила…
Враз похолодели и руки, и губы, и воздуха стало не хватать. А боль, приглушенная Шипичихиным отваром, снова принялась вгрызаться в бок и ребра.
– А если Шипичиха сказала, – Ксюша посмотрела на Нину очень внимательно, словно только что увидела, – раз сказала старая, что дом вас примет, значит, так и есть. Шипичиха в таких вещах никогда не ошибается. Вот не люблю я ее! Вредная она! Как глянет, аж мороз по коже, но знает и умеет побольше многих. Сильнее ее, наверное, только Силична и была.
– Это та бабушка, которую убили? – спросила Нина, и Ксюша кивнула в ответ. – А чем она была сильнее? О какой вообще силе речь?
– О какой силе? – Ксюша усмехнулась. – Знахаркой она была. Ну, типа ясновидящей. Потому и жила в такой глуши, чтобы не путались под ногами всякие любопытные. А Шипичиха наша у нее то ли в подружках, то ли на побегушках была. Кто сейчас правду скажет! Но шептались, что всему, что Шипичиха знает и умеет, ее Силична научила. Алена-то отказывалась бабкину науку принимать. Алена больше по шитью была да по всяким модным штучкам. Светлый ум, золотые руки. У нее не то что наши загоринские модницы отшивались, к ней из области клиентки приезжали.
В это Нина верила, помнила платья в шкафу и швейную машинку.
– И жили они по тем временам хорошо скорее не благодаря Силичны шаманствам, а благодаря Алениным рукам, ну и прочим талантам. – Эту последнюю фразу Ксюша произнесла каким-то странным тоном, словно бы с осуждением. А Яков, который, казалось, немного расслабился, вдруг сделался похож на взведенную пружину.
– Ксения, – сказал он так тихо, что Нина едва расслышала, – не говори того, о чем понятия не имеешь. Лучше помолчи.
И Ксюша, боевая, хваткая Ксюша, вдруг побледнела и обиженно замолчала. Вот только молчала она недолго, не выдержала, наверное:
– А кто вообще тогда разбирался, за что Лютаев все это сотворил? Может, и не за колдовство, а за Алену? За то, что держала девку в ежовых рукавицах…
– Ксения! – рявкнул Яков и рубанул кулаком по столу с такой силой, что задребезжала посуда, а посетители кафе начали нервно оглядываться по сторонам. Темка сгреб раскраску
