У нее ведь для меня шамовка там какая-то припрятана. Глупо оставаться в «спеце» без обеда по своей воле, но так же глупо отказаться от тетки с ее шамовкой.
– Пойдем, что ли, – бросил ей на ходу, выскакивая из столовой. Нарочно грубил, пусть она не считает, что если она с шамовкой, то я от нее завишу.
И она, терпеливо ожидавшая меня, наверное, целый час, подхватилась, как девочка, и кинулась догонять, даже не обижаясь на такое мое обращение.
– Ты не думай, – сказал я ей по дороге, – что я пошел, чтобы пожрать на халяву… Я вовсе не из-за твоей шамовки, а сам по себе.
– Я так и не думаю, – ответила она. – Но ты меня эти дни ждал?
– Нет, – сказал я правду. – Не ждал.
– А я приехала… И ты, Сергей, знал, что я приеду. Правда?
Я заметил, что она больше ни разу не назвала меня Сережей. Баба, но поддается дрессировке!
– Не знал, – ответил я. – Откуда мне знать, что ты приедешь?
– Но я же обещала!
– Мало ли кто чего обещает!
– Да, правда, – согласилась она вдруг. – А ты не злись. Меня терпеть долго не придется. Я к тебе последний раз приехала. Завтра или послезавтра мы на фронт отправляемся!
Я мог бы спросить: «На какой фронт?», или «Правда? На фронт?», или «Неужели на фронт!» – как говорят по радио и в газетах, когда провожают на фронт. Но я не спросил и ничего не пожелал. Сейчас воюют все, и девчат тоже гребут, это я знал. У нас в поселке старики и старухи остались. Лишь Наполеончик да директор школы не воюют. Но Уж в финскую что-то у себя в кишках отморозил, он жрать-то по-настоящему не может, оттого, наверное, он и историю не переваривает… В ней дат много! А вот Наполеончик, тот жрет и не подавится, но все равно не воюет. Да и наш директор, Иван Орехович Чушка, тоже не воюет. То есть он воюет только с нами, с теми, кто ему послан в «спец».
И я сказал тетке:
– А Чушку не берут на фронт!
– Та к он же из надзирателей.
– Из… кого?
– Я думаю, что он из лагерников… Словечки-то у него, я в ужас пришла… «Зона»… «Замолкни»… Он и со мной так разговаривал, что я подумала: вот-вот возьмет и арестует.
– Значит, он не директор? – спросил я.
– Ну, как тебе объяснить… – Тетка шла и оглядывалась на дома. Дома у нас в поселке – деревянные избы, и ей, наверное, было интересно. – Он какой-то сдвинутый… Мрачный… Нелюдимый, так?
Я кивнул. Уж мы-то знали, что он и правда чокнутый, а вот как тетка догадалась, она-то его всего один раз видела.
– Потому и не берут, – сказала тетка. – Сдвинулся… На работе… А детей охранять с его специальностью ему сам бог велел. Он же говорит: «Шаг влево, шаг вправо…»
– Прыжок вверх – считается за побег! – закончил я весело.
Тетка покачала головой на мое такое веселье и ничего не сказала.
9
Поселочек у нас крошечный. Раньше он был деревней, а стал узловой станцией, большинство жителей служат на железной
