на их лицах, как у хорошо выдрессированных собак. Нравятся мне и развешанные везде слоганы, выведенные на цветном картоне: Иди сам или тебя потащат насильно; живи и давай жить другим; помни, что надо быть благодарным. Жизнь в виде крохотных порций на один зуб. Миниатюрные «сникерсы» житейской мудрости.
Я давно поняла, что после того, как ты попадаешь в реабилитационный центр в первый раз, продлить твое пребывание в нем проще простого. Достаточно всего-навсего сделать так, чтобы в анализе мочи перед выпиской оказались наркотики или алкоголь. Тогда вызывают их всех: психотерапевтов, сотрудников страховых компаний, социальных работников, связываются с твоими родственниками, и очень скоро тебя оставляют в этом реабилитационном центре еще на какое-то время. Даже теперь, когда мне уже исполнилось восемнадцать и с юридической точки зрения я могу покинуть центр под мое собственное поручительство, обеспечить себе дальнейшее пребывание здесь будет нетрудно: вы удивитесь, узнав, как быстро эти люди объединяют усилия, когда появляется подозрение, что их пациентка, возможно, совершила убийство еще до того, как у нее начался менструальный цикл.
Мне совсем не нравится лгать, особенно таким людям, как Поли. Но я продолжаю держаться простой и довольно примитивной версии – колеса и алкоголь. Что до колес – таблеток, то их я крала у мамы, и если не считать повторения самого утверждения «Я наркоманка», – мне не приходится тратить слишком уж много усилий, чтобы продолжать притворяться, что я страдаю от патологической зависимости.
Моей маме приходилось принимать обезболивающее, когда я приезжала домой в последний раз, поскольку какой-то идиот на внедорожнике врезался в ее машину сзади, когда она возвращалась с ночной смены в больнице, и сломал ей позвоночник в двух местах.
Мне снятся кошмары, у меня бывают панические атаки. Я внезапно просыпаюсь по ночам, и даже спустя столько лет чудится, будто я вижу яркую вспышку света за своим окном. Иногда я слышу, как кто-то шепотом бросает мне гадкое: психопатка, дьяволица, убийца. Иногда я вижу Саммер, красавицу Саммер с длинными белыми волосами, лежащую на земле в середине круга из камней, и лицо ее искажено ужасом – а может быть, на нем застыла безмятежная улыбка, потому что история, которую она так долго писала, наконец-то воплотилась в жизнь.
Вот об этом я никогда никому здесь не говорю, как бы упорно на меня ни наседали Триш или Поли, или кто-то из других психотерапевтов. Я не говорю ни о Мии, ни о Саммер, ни об Оуэне, ни о Лавлорне, ни о том, что там происходило, ни о том, как мы в это верили, ни о том, как это стало реальностью.
В реабилитационном центре я могу быть такой, какой хочется. Иными словами, здесь мне наконец-то не надо притворяться чудовищем.
В Лавлорне стоит собственная погода, точно так же и время здесь течет по-иному. Иногда девочки приходили в Лавлорн ровно в полдень, а потом, снова оказываясь в лесу Тэрэлин, обнаруживали, что небо расцвечено розовым и багрянцем, что тени стали длинными, что стрекочут сверчки, а край солнца уже целует горизонт.
