ягод вороники, морошки, и можжевельника – не для видения и не для насыщения, а исключительно для вкуса и полезности. Сначала нужен огонь…
Невысокий, но горячий костерок из смолистых ветвей низкорослой сосны разгорелся достаточно легко, и скоро согрел камень и котелок, поставленный на него. Ученик генена снял торбаса, камлейку, кухлянку, штаны, вывернул всю одежду наизнанку, выскользнул из чума, развесил справу на шестах, как обычно привязав ремешками, нырнул обратно в чум, запахнул полог, и с удовлетворенным вздохом залез в спальник. Предыдущей ночью, ему так хотелось есть, что голод гнал сон. Теперь чувство пустоты в желудке было немного приглушено, а после половины котелка обжигавшего губы кисло-сладкого отвара сушеных ягод и вовсе угасло. Сосновые ветви в костре, превратившись в угли, давали ровное тепло. Утопил Гарпун проверил присутствие копья и ножа рядом со спальником и опустил голову на густой мех.
– Хорошо, хоть нож мой кому-то пригодился, – сказал кто-то, сидевший на корточках между огнем и спальником. Свет от углей слегка просвечивал через него, тепло же совсем не чувствовалось. Наоборот, от тени веяло холодом. Дух продолжил:
– Меня вот он не спас. Я пытался отбиться, но мои товарищи зарубили меня топорами, разделали, как тюленя, сварили в котле, и съели. Передо мной, они съели наших собак. У нас была с собой еда, запас на несколько лет, но с ней что-то случилось. Кто ее долго ел, тех начинало тошнить, у них появлялся странный вкус во рту, они слабели, их руки и ноги словно кто-то колол рыбьими костями, а потом они начинали видеть и слышать духов, – сказал анирни́к, призрак заморского морехода. – Когда мы поняли, что дело в наших запасах, большинство из нас уже были слишком слабы, чтобы охотиться.
– Так ты не знаешь, кто заколдовал ваши припасы? – спросил ученик генена.
– Нет. Я не могу перебраться обратно через море. Над этой землей, я вижу остров в небе, и на нем много веселящихся духов. Под этой землей, я вижу еще одну, и на ней – духов, занятых охотой и рыбалкой. Ни туда, ни туда меня не пускают – говорят, у меня нет правильных узоров на теле или на лице. Верно говорят, у меня и лица-то нет, смотри, – призрак повернулся к углям, так что стали видны поломанные лицевые кости его черепа.
– А почему ты пришел сюда, а не скитаешься вокруг твоего последнего стойбища? Может, я зря взял твой нож?
– Да нет, пользуйся. Около стойбища оставались духи тех, кто меня съел. Я ушел от них. Они гнались за мной, пока я не подошел к этой горе. В ней живет сильный дух, они его боятся. Смотри.
Призрак взмахнул правой рукой. Точнее, он взмахнул левой рукой, которая держала вареную и замерзшую, судя по виду, кисть правой руки. Полог чума стал прозрачным, как лед-наслуд[63]. В небе переливались многоцветные огни – на острове за небом, духи играли в мяч. На дальнем берегу Большой Реки, сжимая в когтистых ручищах, висевших почти до земли, кровавые топоры, ждали
Тонкий лед, намерзший на поверхности промоины.
