тесном дворике для обитателей первого этажа протянута белая паутина. На ней тяжело полощутся паруса сохнущего белья.
Тут я и застал тетку Василису, ловко орудующую хищными прищепками – крокодилами, тесно державшими в своих зубах крылья полотняных птиц.
Поздоровавшись, вдохнув свежесть выстиранного белья, я поинтересовался:
–Тетя Василиса, а вы, когда отца обнаружили, ничего лишнего или странного не находили? Ну, например, письма, иль конверта?
Василиса застыла на месте, бросив в миску мокрую наволочку, и убрала волосинки со лба.
– Да вроде нет, Юрочка, не припомню… Я ведь зашла тогда – дверь открыта, а он сидит в кресле, и рука свесилась бессильно так….
Она наморщила лоб, вытерла пот…
– Хотя, постой! Рядом с его креслом на полу какой-то конверт лежал.
Она устремила глаза в небо…
– Да, да, припоминаю, был конвертик…
– Какой конверт? Там было письмо? От кого – не глянули?
– Да, какой-то конверт… Вроде с чайкой… А письмо… Было ли письмо, даже не заглянула… Да ведь не до того было… Скорую надо вызвать, милицию… Тебя разыскать.
– А где этот конверт? Вспомните, пожалуйста…
– Ну, как где?
Она поморщила губы. Дернула острыми плечами.
– Сунула куда-то… Ой, куда же я его дела?
– Может выбросили…
– Вряд ли… Куда-то положила… Ты, поищи, Юрочка, наверное, где-то в доме на столике и положила…
В квартире я учинил настоящий обыск. Обшарил журнальный столик, рабочий стол отца, шкаф, осмотрел все закоулки вокруг кресла, даже заглянул в мусорное ведро.
Конверт исчез.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ТАЙНА НОЧНОЙ СКРИПКИ И ЭДВИНА ДРУДА
Наташа – очень хорошая девушка. Можно сказать – очень душевная и добрая девушка. Но когда она приходит на свидание в брючном костюме, подчеркивающем ее слишком пышные формы, мне становится слегка не по себе.
– Для чего ты так обтянулась? – говорю я своей волоокой подруге, про себя отмечая, что ее волнистые, темные, словно обсидиановая смоль, густые волосы красиво спадают на кремовый, будто величественный замок, пиджак.
– Для тебя старалась, – говорит Наташа, и ее большие, спокойные, подернутые дымкой глаза быстро увлажняются.
– Да не для меня ты старалась. А для других. Теперь твои красоты все смогут лицезреть. Это нескромно!
Конечно! Ее пиджак кажется сейчас лопнет на амфорных бедрах, которые колышутся при ходьбе, как корабли в море.
– Ну, вот, ты опять не доволен. Тебе не нравится моя тонкая талия…Я возвращаюсь домой переодеваться…
– Де нет, дорогая, ты ослепительно роскошна!
Я успокаиваю подругу поцелуем в цикламеновые уста, потому, что возвращение не входит в наши планы…
Потому, что над нами плывет аромат медовой акции.
Потому,
