цветник с живою изгородью из сирени, жимолости и тополей.
– К сожалению, я слышал, – заговорил с Петром Петровичем Дикий барин, надевая шляпу и закидывая руки с палкой за спину, – вы не придаете особого значения своим прекрасным работам по устройству родового имения вашей жены… Это справедливо?
– Да, не придаю, – отвечал Петр Петрович.
– Гм… Обыкновенная история! С таким небрежным отношением к делу русскому человеку никогда не быть передовым. В нем нет той упорной настойчивости, той культурной напряженности, которые так возвысили европейские нации. Русский человек – по преимуществу «не помнящий родства». Он не создаст себе почвы, с которой бы связали его крепко и неразрывно культурные предания. Он вечно будет цыганствовать. В его знаниях и способностях нет прочной устойчивости, нет уважения к ним. Он не сосредотачивает их на одном пункте, он, как расточительный и блудный сын, бесплодно разбрасывает их, не думая о том, попадут они на камень или на восприимчивую почву.
– Это справедливо, – заметил Петр Петрович, – но действительно ли это так плохо, как думают, – еще вопрос.
– Интересно знать, – заговорил Дикий барин, повернув в сторону от нас лицо и как бы не слыхав последнего возражения, – интересно знать, что при подобных воззрениях сделаете вы… то есть вообще ваши… для блага вашей родины… Ваши, кажется, свысока третировали и английского лорда, и французского буржуа… Ну и прекрасно! События привели к тому, что дело у нас именно оказалось таким, как вам было желательно. Гм… События разрушили те культурные зачатки, которые вырабатывали наши отцы. Что же вы намерены наращать взамен того старого?
– Вместо ответа я бы спросил: помешали ли эти культурные традиции спустить «с веселой торопливостью» выкупные свидетельства и богатые имения в руки кулаков? Помогли ли они удержать оранжереи, парки, фруктовые сады, английские фермы и тому подобные культурные насаждения?
– Да ведь и вы совершенно хладнокровно оторветесь от той почвы, на которой возрастут посеянные вами плоды?
– Совершенно хладнокровно.
– И пойдете цыганствовать и бездомничать во имя каких-то исканий чего-то?
– Да.
– Вот оно, царство «не помнящего родства!..» Вот он, бесконечный Юрьев день[4]! – произнес Дикий барин сквозь зубы, и у него вырвался короткий, сухой смех.
– Ах, боже мой! – воскликнула Лизавета Николаевна, все время смущенно слушавшая разговор мужа и Дикого барина. – Да вы оба безжалостно лжете на самих себя! Ведь вы, папа-крестный, не продали кулакам свое имение? А он, Петя, мог ли бы так устроить свое хозяйство, если бы не любил это дело, если бы не нашел в нем, наконец, то, чего так долго искал! Неужели вы думаете, что это дело, начатое с такой любовью, с такими знаниями, непрочно? О, это неправда, неправда! Здесь положены любовь, знание, свобода… И на них-то построится то новое здание, которое получат
