было много чокнутых на приеме, не меньше, а то и больше, чем у Людмилы Никандровны.
Например, женщина явно за семьдесят. Все лицо в глубоких морщинах, как печеное яблоко, а руки – молодые, без единого пигментного пятнышка.
– А с ней что? – спрашивала Людмила Никандровна.
– Муж ее руки любит. Он давно ослеп и чувствует только руки. Она приходит ко мне, чтобы муж думал, будто она молодая и он еще молодой. Этим его и держит. Ей восемьдесят шесть. Мужу будет девяносто. Он трогает ее руки, целует их, прижимает к лицу. Ей это важно.
– Они, наверное, больше пятидесяти лет вместе? Удивительно.
– Да они поженились пять лет назад. Встретились в парке. И не спрашивай, как он ее увидел. Не знаю. Там все дети, внуки и даже правнуки на ушах стоят, не успокоятся. А этим молодым хоть бы что. Он не видит, но чувствует. Ее руки.
Был случай, когда одна из пациенток привела к Нинке свою дочь, которая давила прыщи, жаловалась на обилие родинок, хотела исправить нос, казавшийся ей слишком курносым, и уши – девочка считала себя лопоухой. И Нинка объявила, что прием на сегодня окончен. Уж извините. Сложный случай.
Следующие три часа она читала девочке-подростку лекцию, показывая на плакатах схемы, тыча в учебник по дерматологии и объясняя все про хрящи, кости, наркоз, хирургические инструменты, включая пилу и молоток. Девчушка сидела насупившись и бубнила, что уже все решила и ее никто не переубедит. И тогда Нинка попросила маму сложной барышни выйти из кабинета, откуда вскоре послышался трехэтажный мат. Врач орала, что завтра же вместо новых сисек, носа, ушей и прочих частей тела девочка увидит больницу. Самую обычную. Но если захочет, то они еще и в психиатрическую на экскурсию заглянут, и в пластическую хирургию, а потом еще и физдиспансер. «Нина Михайловна, делайте с ней, что хотите. Я больше не могу», – всхлипнула мама девочки.
Нинка повела девочку, как и обещала, по всем больницам. Та хмыкала, равнодушно реагировала на окровавленные бинты, перевязанные лица. Но именно в физдиспансере ее подкосило – она увидела ноги фигуристок, гимнасток и других спортсменов. Молодые, красивые ноги, изувеченные кровавыми мозолями, травмами, непроходящими синяками, сорванными подчистую ногтями. Девочки ее возраста при ней сдирали приросшие к пальцам пластыри, отрывали куски ногтей. Она увидела перебинтованные груди девочек, синюшные полосы от бинтов, торчащие ребра и ужас в глазах при виде весов. После этого барышня решила, что у нее все отлично – и уши, и нос. И вообще жизнь прекрасна.
Нинка могла справиться с кем угодно, но с Настей не получилось. Людмила Никандровна часто задавала себе этот вопрос – почему не вышло с ее дочерью?
– Скажи, когда ты заметила? – спросила она как-то подругу.
– Что заметила?
– Ты понимаешь, о чем я. Настю…
– Давно…
– Почему мне не сказала?
– А
