Свобода!
Оксана вернулась в зал, со злости осушила свой на две трети наполненный фужер, сделала официанту пальчиком – «повторить», нащупала взглядом примостившихся через два столика телохранителей и показала им нехороший американский жест. До большего опускаться не стала: бессмысленно. Работа у них такая. Вот помрут папа с мамой, будет она хозяйкой, тогда они будут ее слушаться и докладывать о каждом шаге ее чад. Если таковые чада вдруг образуются когда-нибудь…
Пока гуляла туда-сюда, многие однокашники, судя по поведению, нюхнули, да не по разу, а некоторые и вовсе приняли общеизвестной дряни с выраженными эффектами. Вели себя как заведенные кем-то механизмы с ограниченной программой: не по-человечьи бодренько отплясывали, дергаясь, как ужаленные в причинные места, жутко потея и поглощая лошадиные дозы напитков, непринужденно орали, изливаясь потоками труднопонимаемого косноязычия (а полчаса назад многие двух слов связать не могли – только мычали да «чекали»), реготали неестественными голосами, причем ни с чего, на ровном месте – что называется, «с пальца перлись».
Ну за что их уважать, скажите? Такого рода мероприятия Оксана посещает редко, но каждый раз – одно и то же. Через полчаса после начала все нанюхаются-наглотаются, и обстановка начинает напоминать хлев.
Есть мнение, что великие художники и прочие незаурядные творческие личности принимали наркотики, чтобы раскрепоститься, полнее раскрыться, дать своей великой фантазии вольно воспарить над ограниченной плоскостью реальности. И якобы они в эти минуты были просто прекрасны, великолепны, неподражаемы и, вообще, богоподобны. Очень может быть, очень может быть… если есть чему раскрываться и парить.
А если там, внутри, пусто? И мало того, не просто пусто – вакуум, а пустота эта до отказа наполнена душевным мусором, всевозможным хламом и грязью?!
Вот и представьте себе, что будет, если это чудо-юдо папо-мамино вдруг сглотнет «колесико» да раскроется, раскрепостится в компании себе подобных.
Короче – быдло, оно и есть быдло…
Так… В общем, Оксана залпом осушила свой фужер, услужливый мальчик притащил другой, повертела его за ножку (фужер, а не мальчика), пытаясь стряхнуть негативные эмоции, оставшиеся от разговора с мамой… И вдруг поняла, что с ней происходит нечто странное и необъяснимое.
Кто-то прибавил звук – не музыки, а вообще всего вокруг: отчетливо слышно было, что орут танцующие и люди за столиками. А музыка неузнаваемо трансформировалась: мелодия потерялась, аранжировка пропала, остался один лишь ритм. Дум-дум-дум… И колошматил этот ритм, казалось, в самое сердце, как будто какой-то неутомимый работяга лупил по мембране молотком. Дум-дум-дум… Ноги непроизвольно дернулись несколько раз, как судорогой свело – хотели ноги танцевать, сами, без участия остального тела. Краски сделались резче и ярче, причем красный преобладал – как будто местный светотехник чего-то там нахимичил с фильтрами.
– А-а-а, рожи!!!
Да,
