жизни появлялась сова, словно помогая мне сделать верный выбор. Одним воскресным вечером, возвращаясь с гор Сьерра, где я отдыхала на выходных, я ехала по проселочной дороге, опустив левое стекло и наслаждаясь ветерком. И тут вдруг откуда-то сверху спустилась сипуха и полетела рядом с машиной. Она летела так близко, что почти касалась моего плеча кончиком крыла, я могла протянуть руку и дотронуться до нее. Я ехала под горку и придерживала скорость, чтобы не упускать ее из виду, и тут она обернулась и встретилась со мной взглядом. Мы обе взглянули в сторону движения, а потом снова переглянулись! Так мы и ехали, пока дорога не свернула, и я поехала по ней дальше, а сипуха полетела прямо в сторону поляны. Это была потрясающая встреча, и она придала мне уверенности в одном деле, которым мне предстояло заняться по приезде домой.
Когда я начала работать в институтском совятнике, помимо сипух, там жили несколько осиротевших виргинских филинов, кроличьих сычей и ушастых сов. Их, как особей других видов, мы приютили скорее из сострадания, чем ради науки. В отличие от ручных сипух, которые жили в основном в наших кабинетах, диких сов мы иногда кормили не только мышами, но и крысами, так как последних легче было достать. Обычно мыши бывают размером с батончик «Сникерс» и совы глотают их целиком, не оставляя следов, что позволяет немного экономить на уборке, однако мыши довольно дороги и раздобыть их непросто. Вот потому и крысы.
Одна из научных лабораторий, у которой мы заказывали крыс, видимо, вела исследования, связанные с генетикой – потому что размер их «товара» составлял не менее двух футов. Их привозили целыми и замороженными, и нам приходилось рубить их на кусочки мясницким тесаком. Мы раскладывали оттаявшие мохнатые крысиные «котлеты» в длинных проходах совятников, где их на лету подбирали наши питомцы. Иногда кусочек мяса случайно проваливался в щель между половицами и падал в бурлящее море тараканов примерно тремя футами ниже. Они моментально расправлялись с мясом, но у них была прегадкая привычка иногда выбираться наверх и нагло ползать по полу у всех на виду. Совы жили примерно в двадцати-тридцати футах над всем этим безобразием.
Поскольку нам не хотелось приближаться к наиболее диким и нервным совам и лишний раз подвергать их стрессу, мы ежедневно сгребали подгнивающие останки крыс в кучу в задней части совятника. Вонь, естественно, стояла совершенно нечеловеческая.
Биолог, несомненно, обязан быть стойким и спокойно переносить подобные отвратительные явления. В ученых кругах это вопрос авторитета. Моими обязанностями были кормежка и уборка, так что плюс-минус каждые три месяца я входила в совятник в дождевике, сапогах, перчатках и шлеме с щитком. Я перекладывала лопатой зеленоватые кучи гнилой, кишащей личинками крысиной биомассы в большие мусорные мешки и тащила их к мусорным контейнерам. Фу-у-у-у-у-у-у. На меня с мелким стуком
