«Та давно!..Лет восемь»… И опять темно,
И затворилося окно,
И облака луну закрыли.
И плывет, плывет гондола, воды
носом рассекая,
Неподвижно дремлют стены темных
каменных домов,
Все, что видят, все запомнят, никому
не открывая,
Все, что видят, все запомнят и умчат
в туман веков.
И вспомнил он тот мрак тюрьмы,
Где тишина во мгле бродила…
Где под покровом черной тьмы
Она к нему во мгле сходила…
И вспомнил он свои мечты,
Свои надежды и желанья
Среди могильной темноты,
Среди могильного молчанья…
Зачем он вновь увидел свет?
Зачем он вышел из могилы,
Чтобы узнать, что жизни нет,
Что та, которая любила, —
Червями сгложенный скелет!
И вспомнил он тюрьму глухую,
Где он так долго, долго жил
И где в неведеньи любил
Ее, веселую, живую.
И вот Лагуна перед ним
И ряд огней, на нить похожий,
И, в мраке ночи недвижим,
Молчит дворец венчанных дожей.
И долго он глядел с тоской,
Томимый неутешным горем,
А уж восток вдали над морем
Горел предзорней белизной!
Под говорливый звон курантов
Блеснул на небе первый день,
Но не сошла ночная тень
С широкой Лестницы Гигантов.
Там, преклонив свои главы,
Смотря и ничего не видя,
Дремали каменные львы
На славу гневной Немезиде.
И в этот час любви и грез
В прозрачном утреннем тумане
Во львиный зев упал донос
На преступленье Джиованни.
Там говорилось, что убить
Он хочет избранного дожа
И что, Венецию тревожа,
Законы хочет изменить…
Но не наемный хитрый «браво»
И не ревнивый клеветник,
Не льстец коварный и лукавый
В погоне за слепою славой
В тот час на лестницу проник.
То в первый раз своей рукою,
И ложью не врага губя,
Донес осмеянный судьбою,
Донес на самого себя.
То в первый раз рукой водили
Не гнев, не пролитая кровь,
А жажда, жажда грезить вновь
Любовью в каменной могиле.
Суров Венецианский дож,
Суровы тайные советы,
Они хотят изгнать и ложь
И заговорщиков со света.
В плащах и в масках по ночам
Верховный суд они вершают
И что-то долго шепчут там,
О чем-то долго рассуждают.
Замолкли, участь решена,
В подземной мгле звенят оковы,
Открылся люк, закрылся снова,
И кровью пенится волна.
Эпилог
При блеске солнечных лучей
В лазури неба голубого
Ты дремлешь, правнук славных дней,
И молчаливо и сурово.
Исполнен несказанных грез,
В душе порвав былые струны,
Как мертвый
