style="font-size:15px;"> – Да, конечно, – довольно механически откликнулась дама.
– Нет больше великанов, – подвел итоги Уистер.
– Наверное, на это жаловались в Корнуолле, – заметил Брейнтри, – когда там поработал известный Джек.[30]
– Когда вы прочитаете викторианцев, – брезгливо сказал Уистер, – вы поймете, о каких великанах я говорю.
– Не хотите же вы, чтоб великих людей убили, – поддержала Розамунда.
– А что ж, это бы неплохо, – сказал Брейнтри. – Теннисона надо убить за «Королеву мая»,[31] Браунинга[32] – за одну немыслимую рифму, Карлейля[33] – за все, Спенсера – за «Человека против государства», Диккенса – за то, что сам он поздно убил маленькую Нелл, Рескина – за то, что он сказал: «человеку надо не больше свободы, чем солнцу», Гладстона[34] – за то, что он предал Парнелла,[35] Теккерея[36] – за то…
– Пощадите! – прервала его дама, весело смеясь. – Хватит! Сколько же вы читали…
Уистер почему-то обиделся, а может быть – разозлился.
– Если хотите знать, – сказал он, – так рассуждает чернь, ненавидящая всякое превосходство. Она стремится унизить тех, кто выше ее. Потому ваши чертовы профсоюзы не хотят, чтобы хорошему рабочему платили больше, чем плохому.
– Экономисты об этом писали, – сдержанно сказал Брейнтри. – Один авторитетный специалист отметил, что лучшая работа и сейчас оплачивается не выше другой.
– Наверное, Карл Маркс, – сердито сказал знаток.
– Нет, Джон Рескин, – отвечал синдикалист, – один из ваших великанов. Правда, мысль эта, и самое название книги, принадлежит не ему, а Христу,[37] а Он, к сожалению, не викторианец.
Коренастый человек по фамилии Хэнбери почувствовал, что беседа коснулась неприличной в обществе темы, и ненавязчиво вмешался.
– Вы из угольного района, мистер Брейнтри? – спросил он. Брейнтри довольно мрачно кивнул.
– Говорят, – продолжал его новый собеседник, – там теперь неспокойно?
– Наоборот, – отвечал Брейнтри, – там очень спокойно.
Хэнбери на минуту нахмурился и быстро спросил:
– Разве забастовка кончилась?
– Нет, она в полном разгаре, – угрюмо сказал Брейнтри, – так что царит покой.
– Что вы хотите сказать? – воскликнула здравомыслящая дама, которой вскоре предстояло стать средневековой принцессой.
– То, что сказал, – коротко ответил он. – На шахтах царит покой. По-вашему, забастовка – это бомбы и взрывы. На самом деле это отдых.
– Да это же парадокс! – воскликнула Розамунда так радостно, словно началась новая игра и теперь ее вечер удастся на славу.
– По-моему, это избитая истина, то есть – просто правда, – возразил Брейнтри. – Во время забастовки рабочие
