маг Моуг-Дган, освободивший Одинокие королевства от полчищ страшных врагов, – слова «страшных врагов» Дим-Хаар произнес, понизив голос и подняв вверх указательный палец, – говорил, что надо творить добро, и оно обязательно вернется к тому, кто его сделал. Таковы законы нашего мира, дети. А сейчас, – голос жреца снова изменился, стал более жестким, – сейчас пусть возле меня останется новенькая для обряда. А вы подождите ее на ступенях.
Девочка задрожала всем телом, опустила голову совсем низко и две быстрые слезы сбежали по ее щекам.
– Не бойся, – толкнул ее в бок Еж, – он всего лишь споет тебе песню посвящения, помажет лоб глиной и отпустит. Это не страшно.
Девочка кивнула и торопливо вытерла лицо грязным рукавом.
Нок и Еж вышли на улицу, спустились по ступенькам и сели на самую последнюю. За их спинами звенел тишиной храм, а перед ними простирался приморский город Линн. Он скользил, точно длинный морской змей, вокруг удобной широкой бухты и переливался своими такими разными крышами: остроконечными, покрытыми оранжевой черепицей, пологими, сделанными из широкой и твердой травы хаку, пожелтевшими на солнце и осевшими до самой земли. В районе бедняков крыши делали из соломы, потому что даже трава была не по карману рыбакам, что не имели своей лодки и лишь нанимались на работу к владельцам судов.
Гудел круглый, точно пшеничная лепешка, рынок – он пестрел палатками, телегами и яркими нарядами женщин.
Женщины Линна считались самыми красивыми. Смуглые, черноволосые, с высокими скулами и полными губами, они казались такими же горячими, как неутомимое белое солнце, что каждый день наполняло воздух жарой.
От ступеней храма широким полукругом тянулся вишневый сад. На раскидистых ветках деревьев развевалось множество лент из кожи и ткани. На некоторых из них звенели крошечные колокольчики. За каждое служение, за каждую молитву жрецы привязывали на храмовые деревья по ленте. Если заказчик молитвы был состоятельным, то покупал кожаную полоску и колокольчик на нее, чтобы тот своим звоном напоминал духам о просьбе.
Колокольчики звенели тихо и печально, и Нок казалось, что это все молитвы жителей Линна слились в одну и звучат, звучат на верхушке храмовой горы. О чем просят все люди города? О чем просит духов она сама?
Для себя Нок много не просила. Кто услышит молитву девочки-рабыни? Да ей и так неслыханно повезло, духи были слишком милосердны к ней. Она ведь сирота, родители умерли, когда Нок была совсем еще крошкой. И ее передали в караван синебородых купцов даром, просто так. Даже не попросили никакой платы. Иначе в своей деревне она бы умерла от голода, холода и болезней. Кто бы за ней ухаживал? Кто бы заботился о ничейной девочке?
– Пусть о ней заботятся рыцари Ордена, – велели старейшины деревни, – они ведь забирают себе детей для обучения. Вот пусть и эту берут.
Тогда Нок еще раз повезло. В замки Ордена ее не взяли. Высокие люди в длинных кольчугах и больших плащах
