Шарлотта снова оказалась в привычной домашней обстановке, в окружении родных и бесконечно любимых ею людей – ко всеобщему удовольствию.
Впервые увидев сестру после долгой разлуки, Эмили и Энн не могли надивиться тому, сколь разительная перемена произошла в облике Шарлотты со времени ее отъезда в Роу Хед. Ее движения обрели удивительное изящество и непринужденность, каковых раньше за ней не наблюдалось. Результат роухедской шлифовки манер оказался поистине поразительным.
– Браво, дорогая сестрица! – воскликнула Эмили, не удержавшись от соблазна выразить свой пылкий восторг в шутливой форме. – Еще немного – и ты станешь настоящей светской дамой.
Будущая светская дама склонилась в грациозном реверансе, давая сестрам понять, что сей остроумный комплимент оценен вполне.
Вновь прибывшая странница сейчас же обнаружила, что и у нее появился немалый повод для удивления – весьма приятный: за время ее отсутствия Эмили и Энн заметно повзрослели, похорошели. Природа делала свое незамысловатое дело исправно: из угловатых, неказистых девочек-подростков постепенно формировались милые и привлекательные юные леди. Шарлотта, словно завороженная, любовалась сестрами, не будучи в силах отвести от них восторженного взгляда. «Что бы там ни говорили всякие представители толпы людской – разумные и неразумные, – подумала она, – да только неверно общепринятое мнение, будто правильная красота всего милее. Разве мои дражайшие сестрицы – не самое лучшее тому опровержение?»
В самом деле, обе младшие барышни Бронте вовсе не были идеальными красавицами, чья внешность соответствовала бы всем установленным требованиям той поры. Они парадоксальным образом походили и – в то же время – не походили друг на друга. В силу индивидуальных природных особенностей каждой из двух сестер, четырнадцатилетняя Эмили и двенадцатилетняя Энн развивались практически вровень. Несмотря на возрастную разницу между ними и Шарлоттой, правда, незначительную, однако же в тот период особенно ощутимую, обе они уже тогда превосходили ее ростом.
Это были прелестные стройные создания, черты которых дышали ясным незаурядным умом и были исполнены неоспоримого достоинства, проявлявшегося также в их манерах, которые тем не менее пока что не были безупречными и явно нуждались в отточке. У обеих были длинные шелковистые волосы, уложенные в разные прически. Густая, тяжелая копна пышных глянцевых, черных, как смоль, локонов Эмили ниспадала на плечи множеством мелких, струящихся завитков. Мягкие, более светлого, чем у Эмили, оттенка кудри Энн (с близкого расстояния можно было видеть, что ее волосы имели очень красивый светло-коричневый цвет) были теперь заплетены в тугую косу и опрятно прибраны к затылку с помощью позаимствованного у сестры испанского гребня, хотя обычно она, как и Эмили, предпочитала прическу в виде локонов.
Лица их казались милыми и привлекательными, однако их нездоровая бледность
