настоящее. «На круг» в карман капало меньше – но многим безопаснее, да и объемы не сравнить: на смену желающим ограбить банк бандитам или отмороженным на всю голову бундовцам пришли солидные закупщики, старающиеся в интересах неназываемых лиц. И количество оружия, в котором нуждаются упомянутые лица – сотни, иногда тысячи стволов. Миллионы патронов к ним, часто на долговременной основе. Так что на хлеб с маслом хватало. Был, конечно, риск – работая на одну сверхдержаву, само собой наступаешь на ноги другой. Но для этого – был Людвиг, и было чисто еврейское, звериное, необъяснимое чутье, чутье выходца из народа, пережившего две тысячи лет гонений. Он как чувствовал – за что можно браться, а за что нельзя. И если он говорил «нет» – то «да» это стать не могло за любые деньги.
По узкой лестнице с крутыми ступенями, по которой можно было подняться только шагом, но никак не бегом – Щербатов поднялся на второй этаж: на первом был ресторан, и выхода с него на лестницу не было. Ресторан, точнее распивочная работал допоздна и был дополнительной гарантией безопасности: тихо ничего не сделаешь, да и рядом всегда полиция, ловит пьяных и следит за порядком. За лестницей – была еще одна дверь, тоже стальная и с разбегу ее не выломаешь – негде разбежаться. Людвиг – протиснувшись мимо открыл дверь и они оказались в присутствии, больше подходящем мелкому и не слишком успешному дантисту – только вместо «Дие Бюргер» – на столике лежали используемые торговцами оружием каталоги и газеты, в которых нормальному человеку мало что можно понять. Третья дверь, ведущая в единственный существующий здесь кабинет, принадлежащий тайцу – тоже была стальная.
Александр Тайц уже перешел из категории «господина средних лет» в категорию «пожилого господина» – евреи быстро и резко стареют. Хотя он и пытался скрыть свою старость. Он был среднего роста, полноватым господином, с подвижными и сильными руками человека, который начинал свою карьеру, работая именно руками, а не головой. Голова, как и у многих евреев – казалась непропорционально большой, ее венчала уже заметная лысина, которую Тайц пытался сделать менее заметной, зачесывая набок волосы цвета соли с перцем. Нос у него был не еврейский, а типично немецкий, картошкой, глаза серые, дружелюбные и внимательные. Говорил он громко – евреи обычно говорят громко, но тут дело было в другом. Профессиональная болезнь оружейников – от стрельбы и грохота металлообрабатывающего оборудования на заводе они часто глуховаты и потому говорят громче, чем следовало бы.
– Саша… – Тайц всегда играл радушного и приветливого еврея – как рад тебя видеть. Поди, закис в своем Альбионе.
Говорили они по-русски. Большинство евреев Европы учили русский язык, потому что в России – жила крупная и влиятельная их община, и некие неофициальные круги в России явно давали понять, что в будущем евреи могут рассчитывать на создание своего очага в древней Палестине – если и не независимого – то, по
