находящаяся в тоннеле, тоже стояла покорно; люди, стоявшие ближе к вестибюлю, понемногу начали исчезать. Как свежий ветерок, пронеслось по толпе чувство спадающего давления. Стоявшие впереди люди закопошились, что-то вынимая из-под ног. «Женщине плохо…» – слышал он. Видел, как два человека подняли упавшую под руки и потянули её к перегороженному железной решёткой разрыву в стене, где имелось чуть больше свободы. От эскалаторов доносился истеричный старушечий голос: «…чуть не убили!.. Кто же так закрывает!..» Проходя через вестибюль, он понял, в чём дело: парнишки и женщина в ментовской форме стояли у входов на эскалаторы, загораживая путь толпе, а покрасневший сотрудник метро теребил в руках цепь с замком, выслушивая визгливые обвинения. Видимо, замешкался, открывая защитную решётку. В нескольких местах над головами виднелись включённые телефоны. Он даже скривил рот: то, что он не имел своего в такой именно день, удваивало обиду потери.
Сердце билось учащённо, но волнению уже не имелось причин. Опасность обошла его стороной. Оставалось только потратить ещё какое-то количество времени, чтобы вернуться на «Владимирскую» и обойти поверху. Но это уже не казалось таким возмутительным. Люди вокруг чувствовали то же. Они переговаривались, предлагая свои объяснения произошедшему (доносились слова про оставленную на «Достоевской» сумку), осуждая неумелые действия полицейских. Чуть впереди шла женщина, прижимающая к себе зелёного ребёнка. Рядом с нею шёл большой мужчина, спокойно улыбающийся и пошучивающий в ответ на её благодарности. Парень постарался незаметно отстать от них, благо толпа всё больше и больше рассеивалась. Когда он дошёл до ведущих вниз ступеней, то смог даже спуститься, припрыгивая и постукивая ногтями по жёлтому поручню. Около соседнего, ведущего на «Достоевскую» тоннеля уже стояла гнусная тётка в метрополитеновской форме. Она отгоняла незнающих людей, натянув поперёк входа толстый трос красного шёлка и оставив небольшую щель для последних пассажиров, возвращающихся из закрытого перехода.
На станции же и вовсе всё успокоилось, участники давки быстро растворились среди ничего не подозревающих пассажиров, каждую минуту прибывающих с новыми поездами. Он неторопливо шёл по залу, радуясь непривычному ощущению свободы, которое он получил посреди суетливого, спешащими телами транспортного узла, и одновременно переживая какое-то большое, плотное, пульсирующее в ушах и голове чувство, сдавливающее его сознание возбуждённой толпой неуправляемых мыслей. Когда он взошёл на ступени тоннеля, ведущего к эскалаторам, скопление людей, виднеющихся в конце этого тоннеля, показалось ему подозрительно большим, и он предусмотрительно не стал подниматься на второй марш, решив постоять в уголке на лестничной площадке.
Мимо него проходили люди…
Он наблюдал за ними и думал о том, как это непонятно и смешно, то, что они не понимают грозящей опасности. Обыденные их лица на фоне возможной катастрофы
