кресло категорически не понравилось Михаилу Андреевичу. Потом он к нему привык, а затем и полюбил. Пусть чересчур помпезно, зато как удобно!
Профессор сел в кресло, чиркнул спичкой и поджег фитиль, плавающий в глиняной, наполненный машинным маслом плошке.
Экономика должна быть экономной. Товарищ Москвин приписывал это высказывание себе. Бессовестно плагиатил, но суть от этого не менялась.
Корбут нюхал вонючие продукты горения, показывая всем остальным, что даже светила медицины готовы терпеть лишения во имя торжества коммунистических идей. С учетом того, что большую часть времени он проводил в рабочем кабинете и светлой, отлично проветриваемой лаборатории, подавать пример аскетизма было проще простого.
Профессор придвинул к себе портрет сына Чеслава, дослужившегося до коменданта специального концлагеря для инакомыслящих отбросов общества.
– Мы на волоске, сынок. Одному тебе я могу в этом признаться. Мы на волоске.
Показная бравада Михаила Андреевича себя изживала. Часики тикали. Терпение генсека иссякало.
Корбут никому не говорил о том, что задание коммунистической партии по созданию генетически модифицированных суперсолдат на грани срыва. Не признавался, что опыты его зашли в тупик, а человеческий материал, щедро поставляемый спецслужбами, израсходован впустую.
Последней его надеждой был химикат, который производился до Катаклизма на заводе в Щелково. И вот требуемый ингредиент доставлен. Но какой ценой! Семь из двадцати. Москвин никогда не простит ему таких потерь. Потребует результат. Если не получит его – свернет опыты, закроет лабораторию и лично намажет своему любимцу профессору лоб зеленкой. Повторит ошибку Гитлера, не уделившего должного внимания созданию атомной бомбы.
Надо снять вопрос про химикат. Срочно. Любой ценой. Ради дела. Пусть все считают, что группа, посланная на «Щелково-Агрохим», просто не вернулась. Тельман ничего не скажет. Будут молчать и часовые, принявшие отряд с поверхности. Появится какое-то время для спокойной продуктивной работы. Черт бы побрал всех недоумков во главе с генеральным дураком Москвиным! Неужели их куриные мозги не способны понять, что генетика не терпит спешки, а задача по штамповке людей новой формации не решается за несколько дней!
Он, Михаил Корбут, бросил вызов не кому-нибудь, а Богу! Тот смог создать исключительно оранжерейных уродов, рассчитанных на прозябание в райских кущах. А он…
Профессор, грязно выругавшись, встал и распахнул платяной шкаф. Аккуратно повесил белый халат на плечики и надел простой комбинезон неброского серого цвета, переложив в его карман взятую в кабинете бутылку. Достал с верхней полки шкафа наплечную кобуру, вытащил из нее пистолет Макарова.
Тот, кто считал Корбута кабинетной крысой, поразился бы сноровке, с которой профессор управлялся с оружием.
Поддев указательным пальцем выступ магазина, Михаил Андреевич убедился, что обойма полна, вернул ее на место
