поразите нас молниеносным расследованием убийства. И особо разъясните загадку: как это умудрились так вляпаться, шалун?
Под дружный хохот когорта чиновников 2-го Литейного удалилась в переулок. Квартет городовых, оставленный в залог, хоть и не принимал участия в веселье, но теплых чувств к чужаку не испытывал. На Ванзарова смотрели с нескрываемым желанием слегка раскатать по свежему льду. Так, чтоб мокрого места не осталось. Лишь в дальнем конце подворотни маячила высокая фигура, равнодушная ко всему, но смутно знакомая своими очертаниями.
Что оставалось? Только и спросить наугад:
– Где тело?
Старший городовой Зыкин пригласил к стене. Около каменной тумбы, защищавшей угол дома от тележных колес и нечаянных ударов, растянулся кусок тканины, целиком скрывая находку. Прорезались слабенькие лучики потайных фонарей, еле пробивавшиеся сквозь открытую створку. Приказ соблюдения секретности выполнялся строго. Материю, оказавшуюся солидным брезентом, подняли, образовав нечто вроде шатра. Ванзарова пригласили внутрь. Немного согнувшись, он пролез, как в детской игре «в палатку».
Мороз сковал твердую корку. На ней, как на мраморном столе, вытянулось худенькое тело. Барышня невысокого роста, Родиону по грудь будет, лежала мирно, вытянув обнаженные руки по швам. Для такой погоды одета необычайно легко: бальное платье в мелких розочках, ленточках, с решительно глубоким декольте и совершенно обнаженными плечами. Украшений, полагавшихся к такому наряду – кольца, серьги или колье, – нет. Только бутон искусственной хризантемы приколот на левом плече, внутри его цифра 4, написанная чернилами. Волосы аккуратно причесаны, но без парикмахерских изысков. Из другой одежды – потертые ботиночки на шнуровке. Подол гофрированной юбки должен скрывать их надежно. Но в лежачем положении видно все. Молода, возраст не больше семнадцати или что-то вроде. Казалась она Спящей красавицей, явившейся из сказки. Во-первых, холодная и совершенно мертвая. Но самое главное – красота.
У Родиона были сложные отношения с женской красотой. При виде милого или обворожительного личика он терял значительную часть своей логической силы. Да что там говорить – просто глупел. Красота женщины действовала на Родиона как столбняк. Словно помещали его в микроволновую печь (подумаешь – не было, а ощущение было) и прожаривали изнутри. Красота выворачивала сердце мокрой тряпкой и вешала сушиться на палочку, которой могла вертеть любая ушлая бабенка. Из романтиков получаются отличные ломовые лошадки семейного быта. Но боязнь разрушить красоту грубым прикосновением привела к тому… Ну, об этом не время, после.
Так вот, барышня была исключительно хороша, даже слишком хороша для настоящей женщины. Как будто над лицом ее тщательно поработал волшебный резец, удалив малейшее несовершенство кожи. Даже мертвенная бледность ее не портила – словно мраморная статуя. Во всей этой красе был один недостаток: горло пересекал черный месяц глубокого разреза. Огромный зев, раскрытый в немом крике. Милая головка задралась
