ями пропащего на фасадах домов и столбах, его ищут волонтёры. Несчастному присваивается статус: «без вести пропавший». Без вести – пожалуй, ключевое выражение. Выходит, нет о человеке слова – нет и его самого.
А что до мероприятий, то, как правило, толка от них никакого. Был человек и сплыл. Доходит и до того, что пустой гроб в землю опускают, спроваживая пропащего со свету по всем правилам. Лишь немногие продолжают искать близких годами, не желая мириться с событием, которому не нашлось объяснения. Большинству же до этого совсем скоро становится никакого дела. Память о пропащих также теряется без вести.
Но случается, что неожиданно ранее исчезнувшие возвращаются. Появляются в родных им местах, либо доносится о них известие с чужбины. От живых, но словно с того света. И сами они не могут припомнить, а что же с ними случилось в эти дни, месяцы или годы отсутствия? Их имуществом как бесхозным уже пользуются те, кого наделили таким правом, а они лишь разводят руками в судах: – Мне нечего сказать. Я не помню, где был.
А может, они просто не хотят говорить или вспоминать об этом?
Не стану отвечать за всех, но за одного человека свидетельствую лично. Он не хотел. По многим причинам, одной из которых является и то, что вряд ли имел шанс оказаться понятым.
Я повстречал его ненастным октябрьским днём в закусочной родного города. И именно о нём пойдёт мой рассказ. О возвращенце с другого света в прямом и переносном смысле. О человеке, полностью перевернувшем моё представление о мире.
Впрочем, чтобы надлежащим образом объяснить обстоятельства нашей встречи, и из вежливости конечно, мне следует представиться. Зовут меня Орлов Алексей. Тридцати восьми лет от роду. Урождённый города Соликамск Пермского края. Имею оконченное педагогическое образование, но работаю в библиотеке. С семейной жизнью не сложилось. Потому что… Да просто не сложилось. Отчего я предоставлен, по большей части, самому себе и собственным увлечениям.
Наша библиотека насчитывает более пяти тысяч книг советской поры и современных издательств. Последних, разумеется, больше. За минувшую пятилетку фонд библиотеки скудно обновлялся. Централизованных поставок, увы, почти не стало. От издательств экземпляры поступают редко. Чаще люди приносят мне книги сами безвозмездно. И пускай их объяснения звучат дико для образованного уха, вроде: «Делаю ремонт в квартире, книги некуда девать; мешают…», я искренне благодарен приносящим. Ведь кому-то непосилен не то что ремонт, но и лишний кусок масла на столе. А у меня они могут получить Пушкина, Достоевского, Бунина, Байрона и Селинджера во вполне сносном переплете и почти бесплатно. Библиотечный абонемент стоит сущие пустяки.
Когда-то за день у меня бывало до сорока – пятидесяти выдач книг. О нынешних временах нечего и говорить. Поэтому времени свободного предостаточно. Раньше всё, бывало, читал, да занимался переводами. Мой базовый иностранный язык французский, но за не востребованностью его в родном городе, самостоятельно освоил английский на коем и подрабатываю время от времени.
Однако в последние годы стал предаваться собственным литературным опытам и, признаюсь, небезуспешно. Моим малочисленным друзьям и знакомым были предъявлены повесть о несчастной любви дезертира марсельского иностранного легиона и цикл рассказов о подвигах шахтёров. Получивших, между прочим, восторженные отклики. Хоть и людей, которых, положа руку на сердце, следует счесть отчасти заинтересованными в моей судьбе.
***
В тот примечательный день я как раз размышлял о сюжете для своего нового творения, которое смело решил выполнить в большой форме романа. С утра я набросал на листе исходную фабулу и, терзаемый поиском перипетии, что переместит героя романа в нужную мне точку, отправился в ближайшую закусочную. В дороге всё больше деталей обретали главные лица моей истории, что прежде были нанесены на будущее полотно романа жирными мазками. Пребывая в возбужденном состоянии предвкушения работы, я намеревался отметить это событие полноценным обедом, сдобренным кружкой приятно щипающего нёбо пива.
С подносом, на котором красной волной набегал на берег тарелки борщ и каменным плато среди барханов картофельного пюре возвышался слегка заветренный бифштекс, я приземлился за круглым столиком у окна. В закусочной было тепло и хорошо. Незамысловатый интерьер из выцветших репродукций советских пейзажистов, посеянных на бежевом фоне стен, создавал уют знакомого места. В подавляющем числе публика мужского пола неспешно переговаривалась за трапезой, убивая время. С потолка щедро разливались светом видавшие виды пластиковые фонари плафонов.
Я расположился поудобнее, с удовольствием посматривая на стучащие снаружи о стекло капли дождя, и потягивал холодное пиво.
В обеденное время, да в такую погоду в этом заведении традиционно бывало людно. Не стал исключением и тот день. За дюжиной столиков закусочной размещались за раз по два-три посетителя, поэтому я совершенно обыденно отнёсся к появлению за моим столом
