лет, и считалось, что она успешно вылечилась. И все же Джой немного нервничала: а если молния ударит во второй раз? Ее мать умерла, не дожив до возраста Джой, но Кристоф повторял, что они из породы везучих, магические чары защищают их от любого зла. Каждый раз, слыша это, Джой старалась не думать о печальной судьбе Барбары Маршалл.
Джой записалась на прием и, пользуясь случаем, запланировала другие дела в городе, куда выбиралась нечасто. Сан-Франциско находился всего в полутора часах езды, но в долине Напа ей казалось, будто он на далекой планете. Джой не хотела никуда уезжать из дома, хотя Кристофу периодически приходилось летать по стране, бывать в Европе и в Азии, договариваясь о поставках вина. Он с нетерпением ждал, когда Камилла окончит университет, начнет работать в полную силу и сможет ездить вместе с ним.
В клинике хранилась история болезни Джой, и маммография была лишь очередной проверкой, не более. Медсестра попросила ее подождать, не одеваться, пока врач не изучит снимки. Она сказала это с улыбкой, словно все шло прекрасно, и Джой почувствовала облегчение. Оставшись одна в кабинете, она принялась просматривать деловую переписку и отвечать на сообщения.
Наконец в комнату вошел молодой врач, Джой видела его впервые. Она не смогла ничего прочитать в его глазах, пока он выдвигал табурет и усаживался напротив нее. В руке врач держал конверт с ее маммографическими снимками. Начав говорить, он повернулся к стене и закрепил снимки на подсвеченном стенде. Врач указал на серую область на груди, прежде не затронутой опухолью, затем повернулся к Джой, и лицо его стало серьезным.
– Здесь имеется затемнение, которое мне не нравится, миссис Ламмене. Если у вас есть время, я хотел бы сегодня же провести биопсию. Учитывая ваш анамнез, полагаю, откладывать было бы неразумно. Забор ткани не займет много времени, а мне важно выяснить, с чем мы имеем дело.
Джой показалось, что сердце ее вот-вот выскочит из груди или вовсе остановится. Эти же слова она слышала пять лет назад.
– По-вашему, есть повод для тревоги? – Джой едва узнала собственный голос, скрипучий, напоминавший воронье карканье.
– Я бы предпочел, чтобы этого затемнения не было. Возможно, тут ничего серьезного нет и волноваться не о чем, однако мы должны знать наверняка.
Врач продолжал говорить, но его слова доносились откуда-то издалека и сливались в бессмысленный гул. Джой послушно, как робот, последовала за медсестрой в другой кабинет, где с нее сняли больничный халат, накрыли тело хирургической простыней и, пока она лежала на столе, «заморозили» нужный участок, а затем взяли пробу, что оказалось весьма болезненно. Она размышляла о том злосчастном годе, когда ей пришлось проходить курс химиотерапии; о смерти Барбары Маршалл, чья борьба с болезнью длилась восемь месяцев; о своей маме, скончавшейся от рака груди в сорок лет. Пока проводилась биопсия, по лицу Джой катились слезы, а когда все закончилось, она, рыдая, выбежала из больницы и бросилась вниз по лестнице к машине. Ей
