никаких действительно близких, доверительных отношений между ними никогда и не было. Ксюше едва исполнилось десять лет, когда в одночасье глупо и страшно рухнул совок и началась эта дикая, изматывающая душу гонка на выживание. Она отнимала тогда у Андрея буквально все силы, и он в какой-то момент допустил непоправимую ошибку – практически самоустранился от воспитания ребенка, продолжая тешить себя наивной надеждой, что Ольга, как и всякая другая разумная женщина, все-таки будет по-прежнему поддерживать в глазах дочери его отцовский авторитет. Но все произошло с точностью наоборот. Ольга путем нехитрых, а иногда и просто не совсем чистоплотных ухищрений постепенно низвела этот его и так уже очень зыбкий авторитет до полного нуля. И когда подрастающий ребенок, с легкой маминой подачи, совсем перестал воспринимать его всерьез, когда из его лексикона как-то совершенно незаметно выпало слово «папа», пытаться что-то исправить было уже поздно. Андрей так и остался в полном одиночестве на своей стороне расползающейся пропасти, все больше и больше с каждым годом разделяющей их семью.
Теперь он сидел и с тоской смотрел на свою повзрослевшую дочь, превратившуюся из угловатого подростка в красивую и уже явно знающую себе цену молодую женщину. Смотрел и запоздало сожалел о своей давнишней катастрофической ошибке. И тут же утешал себя мыслью, что это где-то даже хорошо, что Ксюша уже давно привыкла обходиться без его участия и помощи. Ни алименты, ни частые посылки с подарками помощью, естественно, не назовешь. Это скорее похоже на жалкий банальный откуп.
Получалось, что он где-то в глубине души даже доволен тем, что нисколько не похожая на него, со своими полностью сформировавшимися, в точности слизанными у матери, примитивно меркантильными понятиями о жизни, она теперь совершенно не зависит от него, и груз ответственности за нее уже не так сильно давит ему на плечи. Такая гнусная подоплека уважения к себе ему, естественно, не прибавляла, но как бы там ни было, а против правды не попрешь.
– Она живет с мужчиной? – хрипнул Мостовой, нарушив затянувшееся молчание.
– … – Ольга не ответила, только поджала губы, словно он допустил в разговоре какую-то явную бестактность. Но через мгновение, старательно уводя разговор в сторону, спросила: Сертификат-то получил?
– Нет еще, – неохотно ответил Мостовой: В следующем году вроде обещают.
– А твои-то однокурсники давно уже получили. По крайней мере те, кто у нас, в Питере, – произнесла она с явной подначкой, и глаза ее словно укоряли: «А ты все такой же пентюх непутевый!» – Паша Григорьев так и вообще – на четверых! Представляешь? Он даже маму туда вписал каким-то образом. И свою квартиру в закрытом гарнизоне умудрился приватизировать и продать…
– Я очень рад за него, – язвительно отозвался Андрей, по инерции ввязываясь в ненужную пикировку, ожидая от своей бывшей «благоверной» привычного продолжения. Дальше непременно пойдут ее горькие жалобы на безрадостную, полную «жутких лишений» жизнь с законченным недотепой, не способным «устроиться, как все другие». Потом обязательно
