style="font-size:15px;"> Да нет, момоне люди служили, животу своему, всё больше денег жаждали заработать, всё вкуснее и сытнее поесть, всё ярче да побогаче одеться. Бахвалились друг перед другом богатством своим, а не укрепляли ближнего своего на доброй стезе, не помогали страждущим…
И разве предвоенное духовенство не стяжало себе богатство, тем самым отворачивая от себя многих людей? Разве не поповские дочки были самыми откормленными, одевающимися в самые дорогие (по меркам рядового мещанства) наряды? Разве сыны священников терпели голод или иную нужду на учёбе?
Конечно, далеко не все служители церкви поддались греху стяжательства. Было много и таких (и наверняка в общей сумме и больше), как отец Николай Брянцев, кто не только самозабвенно служил в доме Божьем, но и вёл борьбу за сердца и души прихожан (и не только) за стенами церкви. Но ведь люди почему-то не желали видеть духовные подвиги таких людей, не желали следовать их примеру. Нет, они с восторгом передавали друг другу сплетни об отступничестве священников, что мгновенно обрастали множеством сказочных подробностей. А почему? А потому, что гораздо легче увидеть дурное в служителе Церкви и оправдать его грехами собственные несовершенства и преступления, чем принять пример благочестивых и следовать ему. Ведь совершая благие дела, творя добро, люди зачастую жертвуют малым (деньгами, временем, силами), чтобы обрести Царство Небесное; вот только деньги, время, усилия – это измеримые величины, нужные сейчас, а Царство Небесное – да когда оно наступит, после смерти? И наступит ли? Нет, мы хотим всё и сразу именно сегодня!
…В любом случае, подчинение структуры священнослужителей государству, упразднение Патриаршего поста были необдуманным шагом, повлёкшим за собой многие негативные последствия в виде частичного разложения духовенства. Хотя кто тогда, в начале 18-го века, об этом задумывался?
И вот некогда православный народ отвернулся от Бога. И были посланы искупительные скорби – война. Но, увы, она не объединила людей в едином порыве, а разделила их. Патриоты рвались на фронт, помогали, чем могли, в тылу. Но праздная жизнь в стране не закончилась; действовали всё те же увеселительные заведения, и многие, кто имел достаточный достаток и связи, продолжали жить как ни в чём не бывало. Более того: хулили царя, пускали про него и его ближних всякого рода слухи и пересуды; жизнь царской семьи была объектом сплетен. А главное – в тылу готовился переворот, теперь-то я знаю. И в спину главнокомандующего, что готов был последним сокрушительным ударом смести врага (подняв тем самым международный авторитет державы и свой собственный на недостижимую высоту), нанесли смертельный удар.
Имел ли место быть сам факт отречения царя, совершилось ли оно под внешним давлением или его просто фальсифицировали – кто знает. Но народ отречение, явное или фальшивое, принял и ударился в страшные грехи: крестьяне грабили и жгли поместья, солдаты поднимали офицеров на штыки и массово дезертировали, а дворяне, интеллигенция,
