ужином мы не говорим по-английски, – вставила Кэти.
Я продолжала смотреть на Аарона Фишера:
– А теперь говорите.
К девяти часам я была готова лезть на стенку. Я не захватила с собой кассеты с видео, а если бы и захватила, здесь не было телевизора или видеомагнитофона. Целая книжная полка оказалась заполненной книгами на немецком: детский букварь, что-то с названием «Зеркало мученика» и целая куча других заголовков, от которых пробирала дрожь. В конце концов я обнаружила газету на английском и принялась читать о лошадиных аукционах и молотьбе зерна.
Фишеры гуськом вошли в комнату, словно по зову неслышного колокола. Они уселись, наклонив головы. Аарон взглянул на меня, что-то вопрошая взглядом. Я не ответила ему, и он принялся читать вслух из немецкой Библии.
Я никогда не отличалась набожностью, и вот совершенно неожиданно меня занесло в семью, глубоко внедрившуюся в христианство. Затаив дыхание, я уставилась в газету, стараясь не чувствовать себя язычницей.
Прошло минуты две, и ко мне подошла Кэти.
– Я ложусь спать, – объявила она.
Я отложила газету в сторону:
– Тогда и я тоже.
Выйдя из ванной комнаты в шелковой пижаме, я стала смотреть, как Кэти, сидя на кровати в длинной белой ночной рубашке, расчесывает волосы. Доходящие ей почти до талии распущенные волосы колыхались при каждом движении гребня. Я села на свою кровать, скрестив ноги и подперев щеку рукой.
– Обычно это делала моя мама.
– Правда? – поднимая глаза, спросила Кэти.
– Ага. Каждый вечер распутывала все мои колтуны. Я терпеть этого не могла. И считала какой-то пыткой. – Я дотронулась до шапки своих коротких волос. – Как видишь, я отомстила.
– У нас нет выбора, – улыбнулась Кэти. – Мы не стрижем свои волосы.
– Никогда?
– Никогда.
Признаться, ее волосы были прелестными, но что, если ей, как и мне, пришлось бы каждый день страдать от колтунов?
– А если захочется?
– С какой стати? Тогда я буду отличаться от остальных.
Кэти положила расческу, тем самым завершая разговор, и залезла под одеяло. Перегнувшись, она погасила газовую лампу, и комната погрузилась в кромешную темноту.
– Элли?
– Да?
– На что похоже место, где вы живете?
Я на минуту задумалась:
– Шумно. Полно машин, и кажется, они всю ночь ездят прямо под окнами, гудят и визжат тормозами. И полно людей – ни за что не найдешь ни коровы, ни цыпленка, а тем более сладкую кукурузу, если только не заглянешь в морозильник. Но я уже не живу в Филадельфии. Сейчас я где-то посередине.
Кэти долго молчала, и я подумала, что она заснула.
– Нет, неправда, – сказала она. – Сейчас вы с нами.
Я вздрогнула и проснулась, подумав, что мне опять приснился
