в эту ночь кажется снова, что не Надя она, не Надежда Таирова, воспитанница пятого класса Н-ского института, которой суждено держать последний, решительный экзамен завтра, а принцесса, пленница какого-то таинственно заколдованного замка, пленница злого чародея-чудовища, который держит ее за семью затворами высокой башни. А там, внизу, герои-рыцари осаждают замок, пытаясь освободить принцессу из плена… Но высока, неприступна башня, крепки затворы замка, далеко им до терема пленницы. Сам колдун о семидесяти драконовых головах стережет вход в башню, не допускает освободителей проникнуть в свой волшебный чертог. Пленница знает, однако, в чем ее спасение: ей необходим первый взгляд проснувшегося доброго чародея-солнца. Если первый взгляд его золотых очей упадет на нее – она спасена; тогда рухнут злые чары, падут сами собой крепкие затворы, ослабеет дракон-чудовище, и смелые рыцари проникнут в башню. Вот уже скоро-скоро поднимется с голубой постели прекрасный добрый волшебник. Алое пламя зари уже залило небо… Надя смотрит туда большими, остановившимися от ожидания глазами, и душа ее трепещет и сердце бьется частыми-частыми ударами… Сейчас-сейчас поймает она первые брызги золотых лучей!
– Таирова, ты, кажется, спишь с открытыми глазами? Вот смешная! Ха, ха, ха!
Как несносна эта Софи Голубева. Какое ей дело до Нади? Что ей надо от нее? Она своим неожиданным смехом нарушила очарованье, прогнала грезы, прекратила волшебную сказку.
– Мильтиад при Марафоне… Мильтиад при Марафоне… При Марафоне, при Марафоне, при Марафоне… – совершенно бессознательно начинает твердить Надя, поднимая к самому лицу книгу и закрываясь ею от подруги.
А утром, когда заливается, поет звонок в коридоре, безжалостно прерывающий особенно сладкие сны институток, Надя с пустой головой и разбитым от бессонницы телом лениво и апатично одевается, чтобы идти на молитву. Из сорока билетов по курсу истории она знает только первые пятнадцать, да и то с грехом пополам.
Длинный, крытый зеленым сукном экзаменационный стол, выдвинутый на середину класса, уже сам по себе говорит за торжественность случая.
Пятый класс весь в сборе. Воспитанницы еще задолго до звонка, возвещающего о времени экзамена, сидят на своих местах и, спешно перелистывая страницы «курса», наскоро пробегают в памяти пройденное.
Надя тоже, для «очистки совести», берет учебник. Пунические войны еще туда-сюда, она с грехом пополам кое-как помнит. Но что идет дальше – все уже перепуталось в голове. Про русскую же историю и говорить нечего. Все эти удельные князья – какая путаница, какой сумбур!.. А потом Иваны… Иван Калита, Иван Третий, Иван Грозный… И кто такой Калита? И почему Калита? Какое странное название… А татарское иго? Про иго она совсем плохо помнит… Был Мамай, был Батый… И кого-то ослепили… И будет двойка в лучшем случае, а потому только, что единиц не принято ставить на экзаменационных испытаниях, только поэтому…
Звонок. Все встают. Все кланяются.
– Nous avons l'honneur de vous saluez, madame la baronne![1] – дружным
Имеем честь здороваться с вами, госпожа баронесса! (
