болезней, от порчи, от бесплодия заговаривать, как привороты делать, красоту девицам навевать. Научил меня проходить сквозь стены, в чужие сны заглядывать, будущее и прошлое узнавать. Про зеркало Велеса никогда не слыхала?
– Чем же он плату за такую мудрость берет? Кровь твою пьет? Душу купил? – Девушка опять перекрестилась и даже чуть отодвинулась. Но не ушла. Женское любопытство, известное дело, сильнее любого страха.
– Ты все равно не поверишь, – отмахнулся Андрей. – Считай, что вообще без платы учит.
– Ну скажи, батюшка-боярин, чем? Право слово, никому не передам.
– Говорю же, ничем… – Зверев поднял голову к темнеющему небу: – Гляди, звезды уже зажигаются. И подмигивают, как кокетки. Красиво.
– Ну скажи, Андрей Васильевич, не мучай! А вдруг и я соглашусь? Тоже пойду к нему в ученицы, ведьмой настоящей стану. Буду бури вызывать, привороты творить, падеж на недругов насылать… Ой, прости, Господи, прости, Господи, прости, Господи… – Она спохватилась, что наболтала лишнего, и стала поспешно креститься.
– Тебя не возьмет.
– Почему?
– Платить нечем, – усмехнулся Андрей.
– Нечто у меня души нет? Али кровь не та?
– Да говорю же, Варя, не берет он платы ни душой, ни кровью. Смотри лучше, какие звезды, – откинулся он на спину. – Ты можешь себе представить, что вот так вот, сверху вниз, ничуть не меняясь, они уже миллионы лет на Землю смотрят. И еще миллионы смотреть будут. И что четыреста шестьдесят лет для них все равно, что для нас всего одно мгновение?
– Дык ведь мир всего семь тысяч лет назад сотворили, Андрей Васильевич.
– Ну да, конечно, – не стал спорить с общеизвестной здесь истиной Зверев. – И эти семь тысяч лет для них как раз, как один миг, промчались. Скажи, Варя, а как ты в усадьбу попала? Про Трощенка, отца твоего, я слышал, ан не видел ни разу.
– Нешто не видел, Андрей Васильевич? – повернулась к нему девушка. – Он же летом, в середине грозовика, мед на оброк привозит, и по осени, перед Покровом.
– А-а, так это он… – Говорить, что оказался в теле барчука только нынешней зимой, Андрей, естественно, не стал. – Как же ты сюда попала?
– Отец сказывал, порчу на нас соседи навели. Он ведь бортник, зажиточно завсегда жил. Цыганскую порчу сделали – на полный извод и разорение. И маму мою любил сильно, счастливы были вместе. Хорошо жили. Вот и сделали из зависти. У нас в едино лето и маму сухотка сожрала, и сестер двух моих тоже. Мы с братьями и отцом тоже много кашляли, но уцелели. Однако же еще и заморозок средь грозовика ударил, на полях все вымерзло, токмо репы маненько уцелело да моркови. А хуже всего – ульи все погибли. А мы сеяли-то мало, токмо так, для стола. И подворье было маленькое. Так получилось, на всю зиму с пустым погребом и амбаром остались.
– Так, небось, у соседей тоже все померзло… – осторожно намекнул Андрей.
– Померзло, – обхватила руками коленки девушка. – Да токмо,
