задором, глядя юноше прямо в глаза темным сверкающим взором.
– Ксаня! безумная! Из его ружья! – в ужасе сорвалось с бледных губ хромого.
– Так что же! Этот выстрел спас «розового» графа и молодую заграничную графинюшку и, – не без гордости прибавила она, – убил лошадь, графского коренника. Понимаешь?
– Ты убила лошадь?
– Да! И спасла людей!
– Ты, Ксаня, спасла розового графа?
– Ну, да, графа!.. Вот бестолковый!
И спешно, путаясь и сверкая глазами, та, которую звали Ксаней, рассказала, как было дело.
– «Розовый» граф ездил на станцию встречать свою «заграничную» дочку. Я знала, что они поедут мимо Чертовой пасти… Там путь на «Розовое» ближе… Ну и пошла, взглянуть было охота… А тут гроза… Лошади взбесились… и пошла потеха!..
– Но зачем же ты взяла ружье? – взволнованно выспрашивал хромой.
– А затем, чтобы попугать «тех», понимаешь, если бы они снова встретились на моем пути и стали бы дразнить и травить меня, как собачонку…
Глаза девочки угрюмо блеснули.
– Ксаня! – скорее простонал, нежели произнес хромой.
– Ну, да… чего ты ахаешь? Я бы стреляла на воздух, понимаешь? А «те» трусы… Небось! сразу бы отбила охоту травить меня!
И она раскатисто засмеялась. Ее белые зубы хищно блеснули в двух полосках малинового рта.
Вдруг ее смех разом присекся, замер.
– Отец идет! – прозвенел нервно и испуганно голос хромого.
И он подался инстинктивно назад.
На пороге комнаты, заслоняя своей огромной фигурой крошечные сени лесной сторожки, стоял огромный человек в сером кафтане, обшитом по борту зеленым кантом, и в кожаной фуражке, с бляхой на груди. Его угрюмое лицо с длинной, рыжеватой бородою и неприятные блуждающие глаза, горящие сухим блеском раздражения и злобы, хранили следы гнева.
– Чего раскудахталась не в пору? – свирепо кинул он Ксане. – Говори, как смела трогать мое ружье?
И огромные руки рыжеватого гиганта упали на стройные, еще детские плечи смуглой девушки и впились в них.
– Зачем брала ружье? Говори! – и он тряс изо всей силы девочку, в то время, как мрачные глаза его сверкали, как два раскаленных угля.
Вся кровь мгновенно отлила от щек Ксении. Ее смуглое, розовое личико стало белым как мел. Взор сверкнул из-под нависших над ними черных кудрей.
– Не смей меня трогать, дядя! – резко прокричала она, будя воцарившуюся в домике минутную тишину.
– Что-о-о-о?
И огромный человек разразился зловещим смехом.
– Ах, ты, дрянь эдакая! – кричал он, задыхаясь. Его налитые кровью глаза блуждали по комнате, точно выискивая что-то, пока наконец его взор не приметил висевшую на гвозде плетку. Сорвав ее быстрым движением, он взмахнул ею над спиной девочки… Но в это мгновение хромой юноша,
