Каин убил своего брата Авеля? – обратился батюшка к толстой рыхлой не по годам девочке.
Осовелые глаза приютки бессмысленно уставились в лицо отца Модеста.
– Надо было, – угрюмо буркнула Рыжова.
– Почему надо? – поднял брови батюшка. Паша Канарейкина подтолкнула локтем свою соседку Глашу Ярову, и обе фыркнули, прикрыв рты руками.
– Потому что от костра чадно стало. По земле чадно. Вот из-за чада этого… От поленниц, значит, – затянула деревянным голосом Маша.
– Садись! Садись! – замахал на нее руками батюшка и, краснея от досады, кинул классу: – Да растолкуйте вы этому неучу, дети, кто хорошо понял историю! Оживите вы ее. Ведь этак она и совсем заснет! – кивнул он на Рыжову. – Кто понял?
Почти сорок ручонок с запятнанными чернилами пальцами потянулись над шарообразными головешками.
– Я!
– Я!
– Я, батюшка! – послышались детские голоса.
– Ай! – взвизгнул на всю классную кто-то.
– Это еще что? – строго осведомился батюшка. Маша Рыжова, багрово красная, стояла на конце комнаты и усиленно терла руку.
– Щи-п-ле-т-ся! – протянула она забавно, трубочкой вытягивая губы.
– Кто щиплется? – совсем уже сердито осведомился батюшка.
– О-онь-ка-а Ли-ха-ре-ва! – протянула Маша.
– Оня Лихарева! Ступай к доске! – раздался суровый голос отца Модеста. – Бесстыдница! – присовокупил он, когда красная, как вареный рак, девочка заняла указанное ей в наказание место.
– Стыдно обижать Машу. Она – глупенькая! Ее пожалеть надо, а вы вместо этого так-то! Нехорошо!
Батюшка хотел прибавить еще что-то, но внезапно раздавшийся звонок возвестил окончание урока, и он поднялся со стула.
– Дорушка! Читай молитву! – приказал он дежурной.
– Благодарим Тебе Создателю, яко сподобил еси нас, – зазвенел на всю классную звонкий голосок Дорушки, после чего отец Модест благословил девочек и вышел из классной. Проходя мимо доски и стоявшей подле нее Лихаревой, батюшка строго взглянул на Оню и погрозил ей пальцем.
Лишь только высокая, чуть сутуловатая фигура законоучителя скрылась за дверью, Оня состроила лукавую рожицу и крикнула подругам:
– Вот и не потрафила. Сам же батя «живить» просил… А теперь не ладно! Ах, ты Маша, Маша кислая простокваша, и когда ты поумнеешь только? – ударив по плечу проходившую мимо Рыжову, засмеялась Оня.
Та тупо глянула на нее и, лениво поведя плечами, произнесла:
– Надоела… Отстань… Тете Леле пожалуюсь… – И утицей проплыла мимо.
Глава тринадцатая
– Нынче ужо, к гадалке! – шепотом, замирая от восторга, напомнила Васса подругам, столпившимся у окна.
За окном крупными хлопьями
