пережить его.
Он и сейчас был уверен в том, что к утру дед про это узнает и вытащит его отсюда. Разумеется, внеся солидную сумму залога. Юлиан уже был готом к скандалу, который ему устроят, только вот в этот раз он действительно совершенно ни в чем не виноват. Он-то уж точно знал.
– Юлиан Мерлин, – произнёс юноша на допросе, когда у него спросили имя.
Скрывать его не было никакого смысла, так как это увеличивает шансы быть найденным дедом.
– Надо же, – усмехнулся старый полицейский, – веселая фамилия. Впервые слышу такое. Не придумал?
Юлиану очень не нравилось называть свою фамилию. Он стеснялся её, хотя не знал, почему. И, скорее всего, не из-за того, что досталась она ему от отца, которого он никогда в своей жизни не видел. А из-за того, что на самом деле она могла значить.
Допрос шёл около часа, но ничего путного из него не вышло. Настоящий преступник поплакался и его практически сразу отпустили, а вот от Юлиана упорно освобождать не собирались.
Он тысячи раз пересказывал им всё, что видел, но ему отказывались верить. Для них всё было так, как они себе представляли. Юлиан напал на несчастного паренька, и под угрозой удушья хотел выманить у него деньги, при этом громко, на весь город, об этом крича. Будучи слишком неопытным налетчиком, он даже не взял с собой оружия, а полагался только на свою собственную удачу.
Всё было так нелепо, что Юлиану хотелось смеяться. Только этот порыв вряд ли кто-нибудь бы оценил.
Юлиан даже пытался выманить у полиции зелье правды, но те усмехнулись, и сказали, что такой редкости у них очень и очень давно не было. Потому им и придется искать правду при помощи "старых и более человечных методов".
– Утром разберемся, – сделал вывод старый полицейский и что-то написал на желтом листе бумаги.
Положив перо, он вдохнул глоток воздуха и сказал усатому:
– Запри-ка его в одиночную камеру.
– В одиночную? – удивился тот. – Он разве настолько высокопоставленное лицо?
– Не настолько. Но я не хочу, чтобы этот мальчик прозябал в одном месте с закоренелыми подонками и подлецами. Рано ещё ему. Не понял, что наделал.
Только вот он ничего не наделал. Но за такой отличительный знак, он должен был сказать "спасибо". Только, разумеется, Юлиан такого не скажет. Потому что он вообще не планировал оказываться в этом паршивом месте.
Настроение ухудшалось с каждой секундой всё больше и больше. Само осознание того, где он теперь оказался и кем его считают, пугало.
Заслужил ли он этого? В порывах злости дед именно такое будущее и обещал Юлиану. Что-то вроде "Ты допрыгаешься" и так далее. От этих слов Юлиана просто тошнило, так как постепенно пророчества деда начинали сбываться.
Никто его не запихивал в камеру насильно – он сам добровольно, опустив голову как можно ниже, прошел туда, и безвольно наблюдал за тем, как его запирают на ключ. Появилось ощущение,
