style="font-size:15px;"> – У него есть друг, – ехидно подмигнула я парню, за что тут же прилетела подача в спину в виде скомканных легинсов.
– Ульяна, а вот это не смешно, поняла? – обиженные нотки послышались в голосе парня.
– А че так, а? Значит шутить над моей невинностью можно, а над твоей ориентацией нельзя?
– Так ты же прекрасно знаешь, что я натурал. И все равно продолжаешь подкалывать. Ну люблю я потанцевать в женских вещичках, но это моя слабость, что с этого, а?
– Ничего, а моя слабость – это девственность, так что насчет этого тоже не нужно шутить, – пафосно бросила я ему в лицо слова негодования.
– Так, так, так… – послышался за спиной голос администраторши Ольги Николаевны.
Она оглядела нас с Мариком надменным, хотя нет, высокомерным взглядом, как будто мы грязь из-под ногтей кого-то бомжа.
– Подружки ругаются? И с чего бы это? Не поделите клиента?
У Марка от возмущения аж пятна красные по лицу пошли.
– Ольга Николаевна, а не пошли бы вы… – он выразительно замолчал и кивнул головой на дверь.
– Марк, а вот за такие слова и работы можно лишиться…
– …на выход, Ольга Николаевна, – перебил администраторшу парень, – а вы о чем подумали, а?
– Марк, не вынуждай грубить тебе. Так вот, девочки, расклад такой. Твоя смена, Марика, еще не закончилась, – поворачиваясь к парню, проговорила администраторша. – Дмитрий сказал, что сегодня тебе придется подменить Ли́су, так что будь добра, переоденься и на выход, а ты… – она вскользь оглядела меня невидящим взглядом, – …можешь идти домой. Твоя смена закончилась.
– Но черт, это несправедливо… – заныл Марк.
– Несправедливость, мой мальчик, это часть нашей жизни. Все, прекращай вопить, девчонка, собралась и на выход, – грубо оборвала она парня и, громко хлопнув тонким дверным полотном, вышла вон.
– Сучка, она издевается?! Терпеть ее не могу, – в заключении к сказанному выше проговорил парень.
– И правда, стервозная сучка, у нее этого не отнять, – подтвердила я его слова.
– Ладно, Котя, миры? – Марк подошел ко мне с протянутым мизинцем. – Больше не ссоримся, океюшки?!
– Океюшки, – протягиваю ему свой мизинец, и мы их скрещиваем в знак примирения.
– Все, крошка, до завтра! Если, конечно, останусь в живых после сегодняшней ночи.
– Давай-давай, как проснешься, набери мне.
Парень выпорхнул из гримерки, оставив после себя неопределенное послевкусие. Что сейчас все это значило? Странно все получается. Ольга раньше к нам в гримерку не заходила. Если от нас что-то требовалось, то с кем-нибудь передавала распоряжение, отчего же сегодня решила прийти?
Глядя в зеркало, я повертела головой, проверяя, весь ли грим с лица снялся. Глаза и губы трогать не стала. Пусть мать видит, что я гульбанила всю ночь. Я никогда не смывала до конца макияж, всегда оставляя накрашенными глаза и губы. Специально,
