приземистым серебристым корпусом, словно бы тугим от мускулатуры, от этих трехсот лошадиных сил. После совокупления БМВ и Хьюндай ушлые азиатцы навернули на немецкую дизельную машину классную телематику.[1] Чего стоит один прозрачный экран, припечатанный к ветровому стеклу, на который непрерывно сбрасываются из Интернета свежие биржевые котировки, сводки погоды и всякие новости. Дорожная карта тоже рисуется. По ней, если точнее, по вычисленному кратчайшему маршруту, учитывающему пробки и заторы, ползет букашка автомобиля. Ползла до вчерашнего дня. Вчера отключили спутниковый канал вместе с глобальным позиционированием, за неуплату…
Киднепперы потребовали десять миллионов зелеными. Шерман был уверен, что сможет выплатить. Но неделю назад рухнули акции его фармацевтических проектов, в который ушли все средства, какие только могли двигаться. Вначале затонул проект «патоцид», потом все остальное. Его же предупреждали, в этой стране нельзя вливать деньги в новые технологии, особенно в фармацевтику. Не дозволено. Новые технологии могут процветать только там, в мировых метрополиях, где гнездятся транснациональные фирмы, транссексуалы, трансвеститы и прочие трансы.
Ну, кредитуй нефтяников, покупай депутатов, борись с режимом, уводи деньги за кордон, требуй свободу для жуликов. Мировая общественность тебя одобрит. Ну, делай ракеты, если уж неймется, тем более, что эти штуки лет как двадцать вышли из моды. Можно даже компьютеры и тому подобное мастерить. Но в сферу, где производится жизнь – не лезь.
Ведь людям подавай не полеты к далеким космическим телам, а здоровье в собственном теле. Люди готовы выложить на прилавок серьезные деньги не за компьютерные забавы, а за вторую молодость, за стоящий член, за крепкие титьки – будь то предложено в виде таблеток, ампул или капель.
Ну, а некий джентльмен желает предложить людям и молодость, и потенцию, но так, чтобы конкуренты не мешали; выигрыш тогда будет фантастическим. Если ты в своей России произведешь схожее лекарство, то этот джентльмен уничтожит тебя с помощью патента, который у него сроком на двадцать лет. Если ты создашь что-нибудь оригинальное и еще более чудодейственное, то он ликвидирует тебя каким-нибудь другим способом. Хрясь, и нет. А твои останки налетевшее воронье разорвет. Единственное спасение это поскорее и подешевле продать ему свои разработки.
Чувствовал же, лучше не лезть в фармацевтику. Однако любимая женщина соблазнила на это. Она всегда умела его соблазнять. В этом она была профессионалом.
И зачем он вообще вернулся в Питер после учебы в Кельнском университете? «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я вернусь умирать». Автор строк предпочел умереть с комфортом на Манхэттэне и захорониться в Венеции…
Эх, сидел бы сейчас гешефтсфюрером где-нибудь в старом добром «Хехсте» или «Фармаланде», где никогда ничего не меняется в худшую сторону. Никаких забот, никаких наездов. Ни одной пылинки на письменном столе. Ни одной минуты за столом после пяти вечера. И каждую пятницу Flug nach
Telecommunication plus electronics.
