молится Варфушка, молится, как никогда. Горячо, страстно, весь – вдохновенный порыв, весь – горящее пламя перед Господом.
– Помоги, Всесильный! Помоги отроку… Ты любишь детей…
И старик молится. Оба слились в одном общем желании – и пресвитер, и ребенок.
– Аминь! – произнес незнакомец и повернул к мальчику лицо.
Странный свет разлился по лицу старца. Точно солнце осветило его преобразившиеся черты. Лучились глаза, лучился каждый изгиб сияющего лица.
– Кто он? – вихрем пронеслось снова в мыслях ребенка. – Почему такая радость во всем его существе?
Сухая, белая, как алебастр, рука священника спряталась на мгновение в широких складках ризы. Снова забелелась… Пальцы крепко сжимают крошечный ларчик. Открыта крышка… Взглянул Варфоломей: на дне ларчика махонький кусок просфоры.
Тонкие пальцы пресвитера бережно вынули кусочек, поднесли к губам ошеломленного от неожиданности мальчика, положили в рот…
Сказал: – «Возьми, съешь это, мальчик! Мала частица эта, но великую силу примешь с нею. В ней знамение Божие и благодать».
Что-то странное свершилось в тот же миг с мальчиком. Слаще меда показалась ему принятая от старца часть просфоры. Слезы загорались в синем взоре, губы прошептали и не губы точно, а кто-то иной, неведомый, вложил эти слова в уста Варфоломея:
– Не об этом ли сказано в псалмах: коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим и душа моя возлюби я зело.
Странно и остро взглянул незнакомец на мальчика, и жгучим пламенем прожег Варфушку этот взгляд. Испуганно поднялись глаза ребенка. Смел ли он применить слова священного псалма, псалма, которому выучила его, вместе с другими, ласковая матушка?
Но взор священника уже пылал лас¬кой. Рука снова легла на кудрявую головку мальчика.
– Если веруешь, дитя, – сказал ему таинственный незнакомец, – еще больше узнаешь. Не грусти о грамоте. Знай, Господь Милосердный даст тебе книжное разумение более, чем всем товарищам твоим.
Благословил ребенка и замолк. Потом кивнул ему головою, стал тихо отходить от дуба. И светлая радость вместе с дивным священником стала отходить от Варфушки. Потемнела мысль, дрогнуло сердце. Страшно, больно, тяжело сделалось вдруг отпустить от себя чудного незнакомца. Удержать бы еще хоть немного, упросить повременить, хоть малость времени…
Метнулся вперед Варфоломей, протянул руки, зашептал с мольбою:
– Останься, батюшка, останься малость! Зайди к нам. Осчастливь отца, матушку, родимых. Не побрезгуй на хлебе-соли нашем, не откажи в усадьбу заглянуть. Всем нашим радость великую доставишь. Не лиши их своего благословения.
Говорит, а сам дрожит, как в лихорадке. Синие глаза – мольба. Алые тонкие губки – просьба, горячая, чистая просьба.
– Зайди, зайди!
Кивнул головою старик.
– Ладно, будь по-твоему! Веди
