театра «Новый Никербокер». Голдсмит, Мольер, Бусико, Софокл. Огромный письменный стол был завален счетами, текстами пьес, контрактами и разным театральным хламом. Вуд отодвинул в сторону эмалевый бутафорский кинжал Макбета – металлический, но с закругленным концом – и налил в стакан виски из графина на два дюйма. Зеленые колпаки на газовых лампах как будто делали комнату темнее, вместо того чтобы освещать ее.
Нервничая, Уилла положила подписанные листы на плюшевое кресло. Сверху пристроила перчатки, на них – шаль и шляпку. Все это она сложила аккуратной стопкой, чтобы в случае чего можно было быстро схватить. Еще в двенадцать лет в ней стала проявляться женская привлекательность, и вскоре уже многие мужчины, служившие в театре, начали заглядываться на ее красоту. Уилла научилась держать их на расстоянии с помощью незлобных шуток, хотя порой требовалась и физическая сила. Спасаться бегством приходилось довольно часто, и она стала в этом большим специалистом.
Вуд подошел к двери и закрыл ее:
– Итак, моя дорогая. Первый акт, сцена седьмая.
– Но мы ее репетировали вчера.
– Я недоволен. – Он повернулся к девушке. – Замок Макбета. – Он с усмешкой протянул руку и медленно провел ладонью по ее шелковому рукаву. – Начинаем со слов леди Макбет, где она говорит: «Кормила я».
Последние слова он произнес с явным наслаждением. Свет упал на его влажную нижнюю губу. Уилла старалась подавить страх и грустное отчаяние. Теперь было совершенно очевидно, слишком очевидно, что Вуд все это время желал ее, что только поэтому предложил ей роль, для которой больше подходили актрисы постарше. Именно на это туманно намекала миссис Дрю, вместо того чтобы сказать напрямую. Такое внимание ничуть не льстило девушке, а только расстраивало ее. Если такой была цена за дебют в Нью-Йорке, то и черт с ним – она не станет платить.
– Начинай, – повторил Вуд хриплым голосом, насторожившим ее, и снова погладил девушку по руке.
Она попыталась отодвинуться, но он сразу шагнул следом, обдавая ее запахом бурбона.
– «Кормила я и знаю…» – Уилла сбилась, – «что за счастье держать в руках сосущее дитя…»
– А ты и вправду знаешь? – Он наклонился и поцеловал ее в шею.
– Мистер Вуд!..
– Продолжай!
Он схватил девушку за плечи, встряхнул, и тут ее охватил леденящий ужас. В черных глазах Вуда она увидела нечто большее, чем просто гнев. Она увидела желание причинять боль.
– «Но если б я дала такое слово, как ты, – клянусь, я вырвала б сосок из мягких десен…»
Ладонь Вуда скользнула с ее руки к левой груди и сжала ее.
– Но из моего рта ты не стала бы его вырывать, ведь так?
Уилла топнула высоким зашнурованным ботинком:
– Послушайте, я актриса! Я не желаю, чтобы со мной обращались как с уличной девкой!
Вуд схватил ее за руку:
– Я плачу тебе жалованье. И ты будешь тем, кем я велю
